Новые работы 2003—2006

отдельному лицу.

Прибыль, выручка, барыш, выгода, польза, нажиток – все это обилие синонимов как метлой смело.

Предки понимали возможность нечестной наживы: Как нажито, так и прожито. Но в основном-то все же – Не деньги нас наживали, а мы их нажили.

Зато в Толковом словаре Ушакова в 1938-м «сталинском» году нажива сопровождена уже стилистической пометой «неодобр.» и расшифрована исключительно как легкий доход. Пример – единственный: Погоня за наживой. Через двадцать лет, в «хрущевском» 1958-м, это значение как единственное стабилизирует уже и Академический словарь: легкий нетрудовой доход; наживание денег, материальных ценностей. Приводятся соответствующие примеры из Толстого (так карты века легли, что он очень помог большевикам своим морализированием; но им вообще тогда многое легло в масть) – «Все эти люди… наживают деньги так, что при наживе заслуживают презрение людей» и Чехова: «Вся жизнь у него в деньгах и в наживе».

Появились и пошли в рост слова-ярлыки – например, пошлость: очевидна была политическая подкладка, но неочевидна семантика; эта семантическая опустошенность – в противовес прежней – пародируется в стихах Олейникова 1932 года: «Когда ему выдали сахар и мыло, / Он стал домогаться селедок с крупой. /… Типичная пошлость царила / В его голове небольшой» («Неблагодарный пайщик»). Возникали и слова-приговоры, о них наслышаны и не очень искушенные в родной истории люди. Ярлык мог легко превратиться в приговор; так в августе 1946 года стал «пошляком» М. Зощенко,[456] за чем последовало исключение из Союза писателей и полное отключение от печати.

Изменив «после Сталина» свой вес в судьбе человека, такая лексика оставалась важным инструментом управления: «вбрасывалось», как сказали бы сегодня, в информационные каналы слово – непременно в контексте официозного текста, – и дальше оно уже начинало гулять, для всех понятное, играющее роль вырванной ноздри или нашитого на одежду знака. Так, скажем, в эпоху Хрущева вошли слова «излишества» и «украшательство» – и приобрели значение приговора профессиональной репутации и вообще карьере архитектора (можно было просто сказать: «Ну это тот, у которого излишества…»). Хрущев объявил об отказе от архитектурных излишеств и строительстве домов по типовым проектам для скорейшего расселения людей из коммуналок. Это сопровождалось резким отказом от предшествующих «сталинских» архитектурных вкусов, подкрепленным соответствующим партийным постановлением.[457] Бытовали оба слова лет десять, но забыли их быстро, вскоре же после отставки Хрущева. Пейоративное значение одного из них успел поддержать своими стихами Б. Слуцкий:

Именем режима экономии,
Простоте навечно поклянясь,
Строй квартиры светлые и новые,
От старья колонн отворотясь!

Пусть стоит исполненною клятвою,
Никаких излишеств не тая,
Чистота твоя и светлота твоя,
Милая окраина моя.

2. Формирование реестра ключевых слов.

Т. В. Шмелева, вводя важное понятие-термин «ключевые слова текущего момента» (КСТМ), обосновывает его «очевидным» фактом -

«…Каждый “текущий момент” выдвигает в центр общественного сознания фрагмент словаря, заключающий в себе понятия наиболее значимые, обсуждаемые повсеместно – в парламенте и в очереди, в парламенте и в печати…» -

и этим сразу переводит разговор в постсоветское время, поскольку, как сама же она и пишет дальше, в советское время

«язык каждого нового текущего момента задавался “сверху”, что делало его в известной степени сакрализованным и практически исключало обсуждение, анализ, критику…». [458]

Обсуждение «спускаемых» сверху слов шло – и даже до хрипоты, но только до конца 20-х. Потом оно действительно полностью прекратилось – вплоть до конца советского времени. Эти слова принимались к сведению, ими непременно инкрустировались статьи и выступления, даже на совершенно от них далекую тему. И они иррадиировали, наводя тоску или страх. Так, достаточно было произнести «утечка информации», как у людей со слабыми нервами возникало тревожное ощущение угрозы.

Важный, если не важнейший их признак – частотность. Это – слова, которые должны были в течение дня встречаться гражданину СССР в публичных текстах – в газетах и по радио – многократно,[459] заполнять собою всю сферу общественной коммуникации. Второй – обязательность употребления, хотя бы в минимальной степени, при публичных выступлениях. И, пожалуй, орудийность: этими словами можно было защищаться и нападать: это был именно ключ или, скорее, отмычка.

Некоторые из них, попав в этот список в 20-е годы, остались в нем до конца советской власти. Часть списка обновлялась в каждый новый политический период, добавлялись слова и словосочетания, педалированные в очередном основополагающем документе.

Предложим подчеркнуто примерные списки – по десятилетиям.

20-е годы: Авангард, агитация, активный, борьба (слово сохранилось в публичном словаре на протяжении всего советского времени), враг (классовый)[460] – враги – враждебное окружение, изживать (слово сохранилось), командные высоты (то же самое), контрреволюционный – контрреволюционер, линия (политико- административная; слово сохранилось в публичном словаре на протяжении всего советского времени), масса, нагрузка (партийная, комсомольская, по профсоюзной линии), не наш (человек), революционная законность, строительство, трудящийся – труд, установка («есть установка» – слово сохранилось в публичном словаре на протяжении всего советского времени), чистка.

Список ключевых слов, повторим, обновлялся, но он не был динамичен: каждого «завода» хватало надолго (такая стабильность входила в специфику тоталитаризма).

Так, с начала 30-х годов и позже список теряет такие синтагмы, как революционная законность; пополняется, среди прочих, такими ключевыми словами:

бдительность, во всеоружии, враг народа (здесь и везде мы фиксируем не появление слова, а превращение его в ключевое: это словосочетание появилось еще в декрете о кадетской партии, применялось с конца 20-х к Троцкому, но стало ключевым словом позже), вредитель – вредительство, вылазка (враждебная), дать отпор, доверие (партии, народа; соответственно – потерять доверие),[461] засорение, засоренный,[462] кадры, колебания, ликвидация, ошибка, перестраиваться, поднять на новую высоту,[463] черты нового, чуждый.

Выступая в 1932 году с докладом «Об основных проблемах генетики» на конференции в Одессе, генетик Н. Дубинин использует большой набор ключевых слов:

«Мы должны проявить максимальную бдительность в этой проблеме и должны суметь во всеоружии конкретной критики отправить в “помещение для нечистот” всю накипь идеализма и метафизики, которые расцветают на почве кризиса генетики и затащат науку в тупик, если мы не сумеем дать отпор».[464]

Цитируя этот пассаж в 2006 году, В. Н. Сойфер пишет:

«Сейчас, спустя три четверти века после описываемых событий, мы можем констатировать, что никаких кризисов в тот период генетика на самом деле не переживала ‹…›. Решительность фразеологии, почерпнутая от Сталина, готовность “дать отпор”, “вытащить” генетику “из нечистот”, перевод рассуждений о строго научных вопросах в плоскость политическую составили кардинальную часть выступления Дубинина. ‹…› Слова о “тупике”, “болезненных родах”, “максимальной бдительности”, “всеоружии” ласкали слух большевистских и особенно чекистских начальников. Собственно, только для них они и произносились».[465]

В 40-е годы вошли и утвердились на газетном листе