– Да, – продолжал неизвестный
<…> Удивительно было то, что из кармашка, где обычно мужчины носят платочек или самопишущее перо, у этого
«… Среди других пассажиров из него высадился один странный пассажир. Это был молодой
«Бледная и скучающая
сидящая у входа в ресторан Дома Грибоедова и проверяющая у них наличие
«Советская система, конечно, была против всякого гражданского общества до такой степени, что само слово
О смысле говорит, например, употребление его поэтом конца ХVIII – начала ХIХ века Пниным в оде «На смерть Радищева»:
В ХVIII веке это слово, уже бывшее в ходу, связывается с понятием
В Российской империи было даже звание
«– <…> Спрашивай у него
<…> “Черт, слышал все…” – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в
Напомним, что герой ранней повести Булгакова «Дьяволиада» (1923) Коротков сходит с ума главным образом из-за того, что у него украли
«–
Слова об украденных документах становятся рефреном все более сбивчивых речей героя.
«– Товарищ блондин, – плакал истомленный Коротков, – застрели ты меня на месте, но выправь ты мне какой ни на есть
Его сознание все более помрачается на этой именно почве:
«– Меня нельзя арестовать, – ответил Коротков и засмеялся сатанинским смехом, – потому что я неизвестно кто. <…> – Арестуй-ка, – пискнул Коротков. <…> – как ты арестуешь, ежели вместо
Под несомненным влиянием повести Булгакова В. Каверин в одном из лучших своих рассказов 1920-х годов «Ревизор» демонстрирует ту же стихию советско-бюрократического бреда:
«Да знаете ли вы, гражданин, что такое документ? Документ есть удостоверение личности, а личность к этому документу прилагается, гражданин!»[607]
В романе Булгакова появляется, наконец, как вершина советской рефлексии о
«Коровьев швырнул историю болезни в камин.
– Нет документа, нет и человека <…>» (с. 281).
Булгаков демонстрирует постоянную озабоченность людей наличием у них нужных
Не забудем, что новые порядки застали – или, вернее, застигли Булгакова (во Владикавказе, в марте 1920 года, когда он, тяжело заболев, не смог уйти с Белой армией и очнулся уже под советской властью) в 28-летнем возрасте. Юность его протекала в правовом государстве, которое уже представляла собой Россия конца 1900-х – начала 1910-х годов, государстве, где можно было получить заграничный паспорт, обратившись даже не в полицейский участок, а к дворнику, который и приносил этот паспорт через несколько дней, после чего любой российский подданный мужского пола (для женщин процедура была сложнее) мог взять билет и поехать по делам или для развлечения в любую страну.
В послеоктябрьские годы возгласы представителей «органов»
Таков был главный – и грозный – контекст употребления слова в описываемое в романе время.
А когда-то слово это было достаточно безобидным. И в «Толковом словаре живого великорусского языка», составленном Владимиром Далем, его дефиниция коротка и непритязательна:
«Д. – всякая важная деловая бумага, также диплом, свидетельство и пр.»
Еще в первой, уничтоженной автором и реконструированной нами редакции будущего романа выступает вперед
«… Незачем [было трепаться! Безбо]жник тоже, подумаешь![Тоже богоборец, борется с] Богом!
[Этого Иванушка уже] не мог вынести.
[– Я – интеллигент?! – ] прохрипел он, – [Я –
В последней редакции романа – отсвет того же ореола вокруг слова и понятия:
«Он умен, – подумал Иван, – надо признаться, что среди
«– Гражданин! – опять встрял мерзкий регент. – Вы что же это волнуете
«– <…>У нас каждый день
При слове
–
Мы не найдем этого слова в советских словарях с 1940-го (Словарь Ушакова) до 1956-го (см. соответствующий том Словаря современного русского литературного языка, М.—Л., Издательство Академии наук СССР, далее – Академический словарь), поскольку с 1936–1937-го и вплоть примерно до середины
