закрепленного на спине баллона, – тщетно.
Пусто!
Баллон пуст!
Но там же есть аварийный запас! Надо только дотянуться и повернуть рычажок, и у него еще целых десять минут будет чем дышать.
Он шевельнул рукой, чтобы завести ее за спину, но руки не слушались.
Он тонул, падал в темноту, в бездонный зев пропасти...
Еще пытался добраться до рычажка аварийного запаса воздуха, но легкие уже наполнялись водой.
Наверх. Надо подняться на поверхность!
Снять утяжеленный пояс! Снять пояс, дернуть за шнур картридж с двуокисью углерода. Жилет надуется; его выбросит из воды.
Но нет сил шевельнуться!
Даже пальцы будто бы онемели.
Он судорожно дернулся, и трубка подачи воздуха выскочила изо рта.
Нужно вставить ее на место!
Не повинуются руки.
Может, если он дотянется ртом...
Шея тоже не слушается.
Теперь вода сочилась и через нос. Он попытался выдохнуть ее, но в легких не осталось ничего, что можно было бы выдохнуть.
Рот открылся в жадной попытке вдохнуть.
В рот, вниз по горлу, в спекшиеся легкие хлынула вода.
Он умирает.
Умирает здесь, один, глубоко под водой.
Нет!
Освободиться! Нужно освободиться!
Чувствуя, как в легкие хлещет вода, как смыкается вокруг тьма смерти, Майкл бился в обволакивающем молочном саване, и в горле его зарождался вопль.
Он яростно бил ногами в бесплодной попытке спастись, противодействовать поглощающей черноте.
И вдруг вопль вырвался наружу.
Майкл, подскочив, проснулся.
Он весь запутался в простынях; страх еще не отпустил его. Он едва мог пошевелиться, едва дышал.
Потом понемногу пришел в себя.
Сон.
Всего лишь ужасный сон.
Ослепительно вспыхнул верхний свет.
– Майкл? – услышал он голос матери. – Что с тобой, милый?
Те стальные полосы из сна все еще стискивали ему грудь, и Майкл не был уверен, что сможет произнести хоть слово.
– Это был сон, – еле слышно сказал он, когда губы наконец послушались. – Кошмар. Я... – Но тут он понял, откуда этот кошмар родом, и запнулся.
– Наверно, тебе было трудно дышать, – сказала Катарина, с тревогой всматриваясь в лицо сына. – Боюсь, как бы не приступ...
– Ничего подобного, – опроверг ее Майкл, выпутываясь из простыней. Потом уселся и так глубоко вдохнул в себя свежий ночной воздух, что закашлялся. Преодолев кашель, откинулся на подушку. – Все нормально, мам, – перебил он, едва она открыла рот, чтобы что-то сказать. – Подумаешь, плохой сон!
Катарина нагнулась поцеловать его в лоб.
– Ты уверен? Я знаю, ты считаешь, что с астмой покончено, но...
– Покончено, и все тут, – заявил Майкл. – Я в порядке. – Он посмотрел на часы; было около пяти, и за окном еще висела такая же чернота, как в самом конце его кошмара. – Иди спать, ладно?
– Может, все-таки не стоило загуливаться допоздна, – заметила Катарина, погладив сына по щеке, чтобы смягчить упрек.
Майкл вжался в подушку.
– Извини, ма, – сказал он. – Наверно, надо было позвонить, когда я понял, что опоздаю, да?
