парня, а потом родные принесли его сюда и похоронили.
– Концы не сходятся, – покачала головой Катарина. – Во-первых, его не похоронили. Все, что я сняла с останков, – это естественные наносы, мусор, который быстро скапливается в джунглях. Никаких признаков погребения. Его положили здесь и оставили. А ведь гавайцы так не делают, верно?
– Ни в коем случае. Они испытывают глубокое почтение к мертвым. Кладбища священны, даже самые древние. И тела всегда погребают.
– Так что же случилось здесь? – спросила Катарина.
– Может, кто-то его убил, положил и ушел себе?
– Может, – вяло согласилась Катарина, выпрямляя затекшую спину, но не отрывая глаз от скелета. – Но самое главное не в этом. – Роб поднял на нее глаза. – Самое главное совсем в другом. В том, что я не имею представления, кто это.
– Ну, наверно, человек, а?
– Нет, судя по тому, что я знаю о людях. Посмотри, он всего четыре фута ростом, что ужасно мало для взрослого Homo Sapiens.
– Может, это ребенок?
– По черепу этого не скажешь. Полностью развит. – Катарина снова склонилась и провела пальцем по шву между лобной и затылочной костями. – Видишь, на темечке кости срослись; это значит, что голова достигла своего предельного размера. Между тем, она не больше, чем у среднего шестилетки. И лоб слишком покатый для Homo Sapiens. И челюсть никуда не годится...
– Значит, кто-то из приматов, – заключил Роб.
Катарина остановила на нем рассеянный взгляд.
– Во-первых, на этих островах нет и никогда не было приматов – кроме тех, что живут в зоопарке в Гонолулу. Но гораздо важнее то, что когда умирает горилла или шимпанзе, их не укладывают для захоронения, будто человека.
Роб задумчиво закусил нижнюю губу.
– А что, если это домашнее животное...
– Ой, оставь, – перебила Катарина, сердясь заодно и на него тоже. – Я об этом уже думала. Никакое оно не домашнее.
– А тогда кто? – мирно спросил Роб, игнорируя ее тон. – Должна же у тебя быть какая-нибудь гипотеза!
Катарина глубоко вздохнула.
– Ну, ладно, – сказала она. – Только между нами, и пожалуйста, обещай не смеяться. – Роб, промолчав, вскинул брови. – Он похож на нечто совершенно невозможное. Ты не поверишь этому так же, как я сама не верю.
– Не томи, – сказал Роб.
– Прачеловек.
Роб покачал головой.
– Ты права. Не поверю. Мало того, что в этом регионе никогда не было прачеловека. Этих островов самих не было в природе, когда прачеловек бродил по планете. Даже если б Мауи и существовал, в чем я не без основания сомневаюсь, этого места вокруг точно тогда не было. Это вулканический остров, Кэт. Лава, слой за слоем. Спорить могу, что тот, на котором мы сейчас стоим, не старше двухсот лет. И может быть, даже младше.
– Я не сказала, что верю этому. И к тому, что ты сказал, могу прибавить с десяток других резонов, почему это невозможно. Начать с того, что все экземпляры прачеловека, которых я в жизни видела, – все, я это настоятельно подчеркиваю, – окаменелости. Эти же кости, если ты вдруг этого не заметил, ничуть не окаменели. Они выглядят на несколько сотен лет, от силы.
– Так к чему ж мы пришли?
– Если бы я знала! Что мне сейчас нужно, так это компьютер, проверить кое-что по Сети.
– Ну, уж это-то не проблема, – сказал Роб. – Сделаем.
Это странное чувство настигло Майкла, как только он вышел из раздевалки и побежал на стадион. У них был урок физкультуры. Сначала он едва ощущал его, это чувство, но труся по траве к тому месту в дальнем конце футбольного поля, где его класс приступал к утренней гимнастике, он не мог о нем не подумать. Было похоже на то, что он чувствовал ночью, когда он проснулся после кошмара, а в легких сидело что-то, что не давало ему вольно вздохнуть.
Но произнеся про себя это слово, он тут же отверг его.
Во-первых, не похоже. А во-вторых, астму он победил – уже несколько месяцев ни одного приступа.
Не обращай внимания, велел он себе. Пройдет.
Он как раз успел на свое место в нестройном ряду, чтобы выкрикнуть «Я!» на перекличке, а потом упал наземь быстренько десять раз отжаться – с этого начинался урок. Все в классе сегодня были как в воду опущенные. И понятно, почему.
Киоки Сантойя.
Все утро к Майклу подходили ребята, которых он даже не знал, и спрашивали, не было ли чего странного с Киоки вчера вечером. Что ему, было сказать? Он едва знал Киоки – еще этим утром никак не мог припомнить его фамилию. Сейчас, отжимаясь, он чувствовал, что ребята за ним наблюдают, гадая, не
