Присутствие

случиться.

Погружение! Но ведь ничего особенного во время погружения не было! Майкл сам так сказал. Единственно, что у кого-то из них раньше положенного времени кончился воздух в баллонах, но какая же это проблема?

– Мы предполагаем, что Майкл с друзьями наткнулись на еще одну, другую жеоду, – услышала она голос Йошихары.

Жеода! Но какая же это жеода! Она сама ее видела, это идеально правильная сфера, и начинка ее, она абсолютно в этом уверена, изготовлена прямо здесь, в поместье!

– Я хочу его видеть, – сказала она бесцветным голосом, хотя мозг ее гудел от перевозбуждения. – Я хочу к моему сыну.

При виде Майкла Катарине пришлось употребить всю свою волю, чтобы не закричать.

Комната, в которой его поместили, находилась под землей, и хотя не являлась частью ни комплекса проекта «Серинус», ни обнаруженной Катариной лаборатории, выглядела она, если это только было возможно, еще ужасней.

Майкл лежал в кровати, но кровать стояла в камере.

В такой же, какие были в лабораториях проекта «Серинус», – там в них обитали живые, но вялые и на вид больные животные.

Камера была снабжена парой больших вентиляционных отверстий и шлюзом, позволявшим давать заключенному пищу и питье, не подвергая внешнюю атмосферу опасности заражения.

Воздух же внутри камеры был буквально зрим, он клубился вокруг Майкла, как дым, наполняя застенок буроватым туманом. От одного этого Катарина почувствовала удушье.

Майкл, лежа на больничной кровати с приподнятым изголовьем, не спал. Катарина нашла, что он бледен, но он встретил ее улыбкой, когда она вошла в комнату, сопровождаемая Робом Силвером, Такео Йошихарой и Стивеном Джеймсоном.

– Наверно, опять астма достала, – сказал он. Голос, глухой и в то же время чуть металлический, донесся из невидимого динамика.

Не плачь! – приказала себе Катарина, но глаза непослушно наполнились слезами. Она сделала шаг, другой, стремясь обнять сына, прижать к себе, приласкать.

Стена остановила ее.

Внезапно она почувствовала себя беспомощной, бесполезной, бессильной даже утешить.

– Майкл, – прошептала она. – Что произошло? Ты так хорошо выглядел! Я думала... – Закусив губу, она покачала головой, чтобы прогнать слезы.

– Я чувствовал себя просто классно, – сказал Майкл. – Ты же видела меня, да?

– Конечно, видела! И ты был молодцом. Я даже перестала волноваться. – Она опять потянулась к нему и на этот раз действительно коснулась рукой преграды, отделявшей ее от сына. – Милый, что же случилось?

– Я... я не знаю, – пожав плечами, с запинкой сказал Майкл. И потом с неловкими паузами рассказал, что вообще-то в тот день дышать ему с утра делалось все труднее. – Но потом я нашел в кладовке в уборной пузырек с нашатырным спиртом и как только вдохнул немного, сразу поправился!

Катарине вспомнился путаный телефонный звонок Рика Пайпера.

Нашатырь! Он дышал нашатырем! Конечно, он болен!

Но вслед за этой мыслью явилось понимание, что нашатырь просто соломинка, за которую она хватается, чтобы уйти от ужасной правды.

Не от нашатыря он болен.

Все больше кусочков головоломки укладывалось на свое место в общей картине.

Марк Рейнолдс, тот парень из Лос-Анджелеса, не пытался убить себя – он пытался себя спасти, а медики, приехавшие на помощь, невольно убили его, дав ему кислород.

Кислород!

Впервые с тех пор, как Катарина вошла в комнату, она оторвала глаза от лица Майкла и осмотрелась.

В стену был встроен компьютерный монитор с экраном, поделенным на несколько окон; на некоторых – графики деятельности важнейших органов Майкла, на других – состав атмосферы в камере. Кое-какие газы ей были знакомы: СО, SO2.

Окись углерода.

Двуокись серы.

Остальные – длинные формулы сложных химических соединений, может быть, углеводородных, ничего ей не говорили.

– Могу я несколько минут побыть с ним наедине? – спросила она.

– Разумеется, – позволил Такео Йошихара. – Меня, к сожалению, ждут неотложные дела. А доктор Силвер и доктор Джеймсон вас подождут.

Когда они остались вдвоем, Катарина как можно ближе подошла к Майклу и прижалась ладонями к плексигласу так нежно, будто трогала сына.