звуки...
Он очнулся, и образы и звуки исчезли, канув в небытие. Алекс открыл глаза.
– Как себя чувствуешь?
Это техник. Алекс даже вспомнил его имя – Питер Блох. Кроме этого, правда, он ничего не знал об этом человеке. И не испытывал никакого желания знать. Для Алекса Питер был всего лишь частью здания – вроде тумбочки, койки или экрана в кабинете доктора Торреса.
– Хорошо, – ответил он. И сразу спросил: – А скажите, почему перед пробуждением мне всегда... все время кажется что-то?
Питер удивленно вскинул брови.
– А что именно?
– Сам не знаю. Просто что-то мелькает... я не могу толком разобрать, и еще звуки – резкие такие, скрипучие...
Питер начал отсоединять от мониторов тонкие провода, тянувшиеся, словно прядь длинных блестящих волос, к металлической пластинке, заменившей часть лобной кости Алекса.
– А боли при этом нет?
– Нет. Совсем не больно.
– А вообще что-нибудь ощущается? Может быть, запахи... вкус какой-нибудь пищи?
– Нет, ничего.
– Тогда трудно сказать, – развел руками Питер. – Я знаю только, что во время тестов часть этих вот электродов постоянно стимулирует мозг, а другая часть – измеряет его реакции. Вот поэтому и приходится давать тебе наркоз. Мозг-то стимулируется искусственно, и если человек в сознании, ощущения от этого самые неприятные. Скажем, затрагивается участок, вызывающий ощущение боли, ну, от ожога или пореза. А может быть и такое впечатление, будто тебя неожиданно разбудили и ты начинаешь реагировать на предметы, на звуки, запахи, а этого нет в действительности.
Встав со стола, Алекс натянул рубашку, затем сел в кресло и замер, дожидаясь, пока действие наркоза пройдет окончательно.
– Может быть, лучше доктору рассказать об этом?
Питер пожал плечами.
– Если хочешь. Я тут помечу себе – и завтра мы увеличим дозу кислорода.
– Да не стоит, – ответил Алекс. – Это ведь, в общем, не беспокоит меня.
Питер криво усмехнулся.
– А вообще тебя что-нибудь беспокоит?
Подумав, Алекс отрицательно мотнул головой.
– Нет. – Поднявшись с кресла, он нашарил трость и по-прежнему неуверенно зашагал к выходу.
Питер следил за удалявшейся фигурой, и усмешка постепенно исчезала с его лица. Ему предстояло еще закрыть лабораторию, отключить оборудование, которым пользовались в течение последних трех месяцев почти каждый день. Нагрузка на персонал лаборатории с того дня, как Алекс поступил к ним, была просто бешеная – Торрес не привык щадить ни себя, ни своих подчиненных.
И поэтому Питер был рад, что этого парня наконец забирают родители. Кроме того, наконец отважился сказать себе Питер Блох, сбросив халат и натягивая любимую потрепанную ветровку, – этот самый Алекс Лонсдейл ему совсем не нравился.
Разумеется, то, что Торресу удалось с ним сделать, займет свое место в истории нейрохирургии, но на Питера это не произвело особого впечатления. Какая, собственно, разница, быстро восстанавливает мозг этого парня свои функции или нет...
Парень? Это же зомби.
От Пало Альто Марш взял на север и ехал по Миддлфилд-Роуд до самого поворота на Ла-Палома драйв. Каждые пять минут он поворачивал голову и смотрел на Алекса, который с прежним безучастным видом сидел рядом с ним на переднем сиденье. Эллен, сидевшая сзади, тщетно пыталась разговорить Алекса:
– А помнишь, что за следующим поворотом? Мы уже почти приехали в Ла-Палому – тебе многое должно казаться знакомым, наверное.
Алекс перевел взгляд на разложенную у него на коленях карту.
– За поворотом – окружной парк, – возвестил он. – Называется Хиллсайд.
– Вспомнил! – воскликнула Эллен радостно.
– Он есть на карте, которую доктор Торрес оставил мне, – Алекс не видел, как помрачнело лицо матери. Машина миновала поворот, Марш сбавил скорость.
– Остановись здесь, – неожиданно услышал он голос Алекса.
Марш дал по тормозам, машина резко остановилась. Алекс напряженно всматривался во что-то за окном.
Проследив за его взглядом, Марш увидел неподалеку, под деревьями, шумную ватагу детишек дошкольного возраста, по очереди качавшихся на висевших на старом дереве качелях.
– Что ты увидел там, Алекс?
Алекс не отрывал взгляда от детей.
