– Чего мы там не видели? – заныл Боб. – У нас в городке точно такая же! Нас таскают туда с классом почти каждый год!
– А Алекс? – возразила Лайза. – Он наверняка не помнит нашу миссию. А эту и ты не видел. Так что вперед!
Ведомые Лайзой, они вошли под своды маленькой церкви, вышли через противоположные двери в сад, и неожиданно огромный город за высокой каменной стеной сада словно исчез – здесь, в тени огромных платанов, ничто о нем не напоминало.
Сад, ухоженный, прибранный – два прошедших века словно не коснулись его, – еще сохранял буйные краски лета, хотя опавшие листья уже вымостили дорожки всеми оттенками золота. В дальнем углу сада виднелись поросшие мхом камни старого кладбища.
– Туда, – вдруг тихо произнес Алекс. – Пойдемте туда.
Что-то в его голосе обеспокоило Лайзу – повернувшись, она взглянула Алексу прямо в глаза. И вздрогнула – в первый раз за многие месяцы глаза его были живыми.
– В чем дело, Алекс? – спросила она так же тихо. – Ты вспомнил что-нибудь, да?
– Не знаю, – прошептал Алекс. Он медленно шел по тропинке, ведущей к кладбищу, не сводя глаз с его замшелых камней.
– Кладбище? – догадалась Лайза. – Ты его вспомнил?
Алекс словно не расслышал ее вопрос. В его мозгу вспыхивали и тут же пропадали странные образы. Он не мог различить их, но знал, что все они как-то связаны с этим местом. Он чувствовал, как его постепенно начинает бить дрожь, и пошел чуть быстрее.
– Что с ним? – встревоженно спросила Кэйт. – Вид у него кошмарный.
– По-моему, он что-то вспомнил, – ответила Лайза.
– Лучше нам пойти с ним, – подал голос Боб, но Лайза отрицательно покачала головой.
– Пойду я одна. А вы подождите нас тут, о'кей?
Кэйт молча кивнула. Лайза, увидя, что Алекс уже вошел в ограду старого кладбища, побежала за ним.
Как только он оказался за оградой, образы замедлили свою сумасшедшую пляску, стали отчетливыми. Сердце громко стучало, он тяжело дышал, будто пробежал много миль, вновь и вновь он обшаривал взглядом старое кладбище, пока глаза его не остановились на полуразрушенном памятнике у самой стены сада.
Образы приблизились. Это были люди.
Женщины, одетые в черное, лица – в обрамлении белых чепцов, на ногах – кожаные сандалии.
Монахини.
Их несколько, они собрались в круг, в центре которого стоял юноша.
Этот юноша – он.
Но выглядит он как-то по-другому – темнее волосы и кожа оливкового цвета.
Он плачет.
Ведомый какой-то непонятной силой, Алекс все ближе подходил к камню, с которым, несомненно, связаны эти видения, образы в его мозгу словно шли вместе с ним. Через минуту он уже стоял у могилы, вглядываясь в едва заметные буквы на граните, заросшем зеленым мхом:
Слово вспыхнуло в его памяти, будто молния, и он машинально повторил его вслух:
– Tio!
Вспышка острой боли пронзила на мгновение мозг.
И тут в ушах зазвучали голоса – это говорили монахини, хотя образы их куда-то исчезли, он больше не видел их:
'El esta muerte, esta muerte' – 'Он мертв'.
А потом вдруг возник другой голос – мужской, он говорил тихо, почти шептал, но этот шепот раздавался, подобно грому, в самой глубине памяти:
'Venganza... venganza!'
Он стоял не шевелясь, слезы текли по его щекам, сердце билось в бешеном ритме, а голос все продолжал что-то шептать ему по-испански, но лишь одно слово осталось в его мозгу:
'Venganza!'
Из горла Алекса вырвался долгий стон. Время словно остановилось, боль, сверлившая мозг, становилась невыносимой, он ничего подобного раньше не чувствовал... нет, боль разрывает не мозг, она рвет на части его сердце, его душу...
Внезапно она прошла; он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав, затем во взбудораженное сознание проник знакомый голос:
– Алекс? Алекс, что произошло? Что с тобой?
