– У бабушки с дедушкой? Но я ведь никогда не бывал у них. Как же я могу помнить их дом и книги, которые там были?
– Хорошо. Мы обо всем спросим у доктора Торреса. Но все равно мне кажется, что к тебе понемногу возвращается память, пусть даже очень медленно. И, по-моему, чем беспокоиться по поводу этих воспоминаний, лучше попытайся вспомнить что-нибудь еще. – Неожиданно взгляд ее упал на обложку книги в руках Алекса – увеличенная клетка серого вещества на ярко-синем фоне. – Что это ты читаешь? Зачем тебе?
– Я подумал, что если узнаю больше о структуре мозга, то, может быть, пойму в конце концов, что происходит со мной.
– Ну и как?
– Еще не знаю. По-моему, мне нужно еще очень много прочесть.
Отложив книгу, Эллен взяла в свои руки прохладные пальцы Алекса. Алекс никак не реагировал – не попытался высвободиться, но и не ответил на ласковое пожатие Эллен.
– Милый, запомни: важно только одно – что ты поправляешься. Понимаешь? Неважно как и почему. Ты понимаешь меня?
– В том-то и дело – я вовсе не уверен, что выздоравливаю. И мне хочется знать, так ли это. И мне вообще кажется, что лучше попытаться понять, что происходит с моим собственным мозгом.
Снова легонько сжав пальцы сына, Эллен выпустила их и поднялась.
– Разумеется, ни я, ни отец не станем отговаривать тебя от чтения этой книги. Учиться – это очень полезно и здорово. Только... не засиживайся допоздна. Ладно?
Кивнув, Алекс уткнулся в книгу. Когда Эллен, наклонившись, поцеловала его, он в ответ заученно ткнулся губами в щеку матери.
Но когда Эллен вышла из комнаты, он подумал – почему мать так часто целует его, интересно, что она чувствует при этом?
Сам он ничего, совсем ничего не чувствовал...
Марш все еще сидел в своем кресле, неподвижно глядя в холодный камин, когда в комнату, неслышно ступая, вошел Алекс.
– Па?
Марш вскинул голову.
– Алекс?.. Я думал, ты уже спишь.
– Нет, я читал... и хотел поговорить с тобой. Я читаю одну книгу – о мозге. Кое-что в ней я не могу понять...
– И решил обратиться к домашнему доктору? – Марш указал сыну на диван. – Не знаю, смогу ли тебе помочь, но постараюсь. Так в чем проблема?
– Мне нужно точно знать, как сильно был поврежден мой мозг, – ответил Алекс. Затем, словно опомнившись, покачал головой: – Нет, не совсем это. Я имею в виду – насколько глубоки были эти повреждения. Сама по себе кора меня не очень волнует – с ней как раз все в порядке, я думаю.
Марш почувствовал, что его усталость как рукой сняло.
– Ты думаешь, с ней все в порядке? – повторил он. – Полистав два часа какую-то книжку, ты прямо-таки уверен, что кора...
Алекс молча кивнул, скептический тон отца ничуть его не тронул.
– Мне кажется, что повреждения проникли гораздо глубже. Но кое-что у меня вообще... не сходится.
– Что например?
– Миндалевидное тело.
Марш с неподдельным изумлением посмотрел на сына. Откуда-то из глубин студенческой памяти ему удалось извлечь значение слова – небольшой, миндалевидной формы орган в глубине мозга. Если он и знал когда-то функции этой самой миндалины, это было курсе на третьем...
– Припоминаю, – кивнул он. – Так что с ним?
– Похоже, что повреждено именно оно, но по книжке выходит, что этого не могло случиться.
Уперев локти в колени, Марш наклонился к сыну.
– Я не успеваю за тобой. Почему ты думаешь, что повреждена именно миндалина?
– Потому что если рассуждать по книжке – то, что со мной происходит, связано именно с ней. Я полностью лишен каких-либо эмоций, и... ты знаешь, что случилось с моей памятью. Но сейчас я начинаю вспоминать кое-что... только дело все в том, что вещи вспоминаются мне не такими, какие они сейчас, а какими были раньше.
Марш кивнул, хотя с трудом понимал, что Алекс имеет в виду.
– О'кей. И что это может означать, по-твоему?
– Похоже, что это... как бы сказать... воображаемые воспоминания. Я помню вещи, которые помнить просто не могу.
– Это не обязательно, – заметил Марш. – Может быть, твои воспоминания просто несколько... искажаются.
