уж, барин-голубчик, лежи пока.
– Да не тревожься так, славная девочка, – Роскоф улыбнулся, и губы его показались бледны. – Я полежу с полчаса, и кровь уймется. Быть может, даже подремлю, я немного ослаб.
Веки его смежились.
Параша кивком головы указала Кате на дверь, и девочки вышли, ступая на цыпочках, в соседнюю комнату.
– Теперь говори, чего случилось-то? – громким шепотом спросила Катя.
– Час теперь перед сумерками, самое худое время. Неужто ты вправду думаешь, он сам себя проколол? Венедиктов окаянный порчу по ветру пустил, вот чего.
– Ты ж сама говорила, по ветру порча незнамо в кого летит. Как он в Филиппа-то Антоныча угодил?
– А через тебя щупал.
– Через меня?! – Катя вскрикнула было, но тут же осеклась. – Как это через меня щупал, ты чего?
– Нас он в лицо не видал, а тебя – видал. Как бы запах твой знает. Тебе вреда он причинить не может, твоей вещи у него нету. А через тебя может, тому, кто рядом. Вот он и решил небось, рядом кто из помощников барышниных. Вот и бухнул наобум, да попал.
– Эх ты… – Катя закусила губу. – Неужто правда?
– Правда-правда, посуди сама: щупать пустился, как только батюшка ушел. Святая сила ему мешала.
– Ну и слабосильный же он чертишко, – пряча смущение, усмехнулась Катя. – Барин-то, слава Богу, не шибко сильно повредился-то!
– Не сильно-то не сильно, – Параша потупилась.
– Чего тебе не по нраву, говори! – Катя в волнении ухватила подругу за рукав.
– Погоди, щас погляжу тихонько… – Параша вышла. Канула минута, затем другая, и Катя, в нетерпении высунувшись из-за двери, увидела подругу, неподвижно стоящую, наклонясь, над диваном. Заметя Катю, она тихонько поманила ее рукой.
Роскоф, казалось, спал.
– Видишь?
В слабом свете раннего вечера было видно, что повязка пропиталась насквозь.
– Руда не унимается.
Корпия вся вышла, и девочки разорвали найденные в доме полотенца. Вскоре промокли и они.
– Эдак вить можно и не проснуться, – сквозь зубы проговорила Катя, вглядываясь в безмятежное лицо француза.
– Господи, да где же батюшка?! – простонала Параша. – Может, при нем уймется, не простое это кровотеченье, чую, не простое! Не бывает так, чтоб из такого места так лило, не бывает, да и все!
Даже в полусвете вечера было видно, как под глазами молодого человека ложатся темные круги.
– Парашка, умрет, как пить дать, истечет!!
– Ты погоди… – Параша, казалось, колебалась. – Не простой вить порез, наговоренный, ой, вдруг не смогу?
– Да хоть попытайся! Чего терять-то!
– Есть чего терять, – лицо Параши странно повзрослело. – Не управлюсь, так ён меня вить схватит. Только не на недолго, как тебя, за самую за селезенку. Мне уж тогда его не стряхнуть.
Под Роскофом, вокруг груды черных полотенец, ширилось пятно. Капли с жутковатым стуком падали на дощатый пол.
– Страшно, касатка?
– Еще как страшно… – Параша глубоко, горько вздохнула, некоторое время понаблюдала за извивающейся по полу струйкой, а затем взглянула на Катю. Голубые глаза ее казались в темноте серыми, и взгляд их был спокоен.
– Ты вот чего, Катерина. Первое – свечу зажги, лунеет совсем. Второе – выйди, да двери-то я за тобой запру. Ты железяку-то его возьми, принеси во двор воды колодезной, да трижды с «Богородице Дево» облей ее из ведра, чтоб ни капли руды на лезвии не осталось. А после уж походи с ней по двору, в ножны не клади, да следи, чтоб кто не помешал мне, покуда сама не позову. Уразумела?
– Не тревожься, касатка, все сделаю!
Через минуту Катя внесла уже пляшущий на фитиле сального огарка огонек, подхватила одной рукою шпагу Роскофа, а другой свой плащ и стукнула дверью. Параша накинула засов.
– Медлить нельзя, а пугаться поздно.
Параша тщательно вымыла под медным рукомойником запачканные кровью руки, отерла насухо, а затем подошла к спящему. Присевши на край дивана, но так, чтобы не замочить ни подола, ни башмаков, девочка подняла левую руку раненого и взялась за нее, с силой переплетя его пальцы со своими. То же самое проделала она и с правою рукой. Теперь ладони их были прижаты, а пальцы переплетены.
– Течет река, красны берега, красна вода, плывет по реке беда, – Параша говорила быстрым и громким шепотом. – Плотину творю, слова говорю, слова секретные, из сундука заветного. Плотиной река затворися, от слова кровь-руда остановися! По жилам теки, из тела не моги! Душа в теле оставайся, кровь-руда
