Дверь без стука распахнулась, и в комнату вихрем влетела Катя. Вихрь был сверкающий, яркий. Платье цвета само, с широкими рукавами, высокою кокеткой и отложным воротом, едва доходило до колен. По подолу шел вышитый вишневыми нитками орнамент. Синие штаны, как и у Арины, заправлены были в войлочные бисерные сапожки.
– Ну как, хороша? – воскликнула она. – Лучше мужского платья, и даже лучше цыганского!
– Узнаю платье-то, Настешка из него выросла, – улыбнулась Арина. – Тетя Олимпиада тебе дала?
– И шапку с хвостом, и тулупчик, и кожаное навершье на штаны, мехом внутрь привязывается!
– А для чего вы эту одежду носите? – заинтересовалась Нелли.
– Удобная она для этих мест. Сколько столетий кочевники ее носят, не зря же.
– Лекарь сказал, тебе лежать сегодня. Побегу Крепость смотреть, ох, любопытно тут! – Катя умчалась.
Но прошел не один день, а целых три, прежде чем Нелли довелось встать с постели. Параша с Катей, необыкновенно оживленные, то и дело появлялись, но Арина просиживала у Нелли часами, больше теперь расспрашивая о Санкт-Петербурге и других местах, где довелось побывать Нелли, чем рассказывая.
Наконец Никита Артамонович разрешил подняться.
– Оденься по-здешнему! – подначивала Катя, и ее поддерживала Олимпиада Сергеевна, высокая и статная женщина лет пятидесяти, то ли тетка, то ли двоюродная тетка отца Модеста, Нелли не совсем поняла. Княжна Арина упоминала, что тетушка Олимпиада – отчаянная охотница и еще годов десять тому осмеливалась ходить с рогатиною на медведя. Был на ее счету и редкий красный волк, чья голова украшала одну из горниц – Нелли ее покуда не видала. Как поняла Нелли, Олимпиада Сергеевна была хозяйкою дома.
От ойротской одежды Нелли отказалась, хотя круглая шапка с голубовато-белым хвостом и была соблазнительна. Быть может, неожиданно взыграло в ней воспитанье Елизаветы Федоровны, которая бы непременно напомнила, что одежда хороша не сама по себе, а в сочетании с наружностью человека. То, что играло на черноволосой яркой Кате или нежно-румяной синеглазой Арине, бледноватой Нелли с ее серыми глазами едва ли личило.
– Рад пройтись с тобою по Крепости, маленькая Нелли, – с шутливою торжественностью изрек отец Модест. К ним присоединились и Роскоф, Параша и Катя, но не Арина, и Нелли, выйдя за порог, сразу поняла почему. Узкие улицы никак не были предназначены для верховых прогулок, кроме разве что главной. Пожалуй, и был весь городок размером с большое село, но в селе дома не лепятся друг к дружке. А эти высокие терема с затейливыми многоскатными крышами, казалось, переходили один в другой. Нелли подумала невольно, что не так уж весело было б жить в этой тесноте, когда б вокруг не открывалось необозримых горных просторов.
– Некоторые живут наособицу в тайге, – заметил отец Модест. – Теперь опасности в этом нету. Кроме медведей, известно.
Однако в полуденный час улицы были почти пусты. Несколько вовсе маленьких детей катались с деревянной горки.
– Соломония!! – грозно крикнул женский голос из стукнувшей сзади двери. Нелли вздрогнула: лицо толстой черницы и царские палаты мгновенно всплыли перед ее глазами.
Девочка лет пяти, с тремя рыжими хвостиками на шапочке, съехав на заду, неохотно поднялась на ноги.
– Соломония! – Женщина так и не высунулась из сеней. – Кто тебе разрешал играть с ребятами? Или не у тебя вчера горло болело?
Девочка затопталась на месте, затем подобрала со снегу деревянную лопатку.
– Домой немедля! – Женский голос смягчился. – В другой раз подумаешь теперь, как сосульки грызть!
Девочка побрела к дому, откуда ее призывали, – медленно и все время оборачиваясь туда, где и без нее продолжалось веселье.
Заглянув Нелли в лицо, отец Модест расхохотался.
– Сие очень частое здесь имя, – пояснил он. – Немало встречается, само собой, Георгиев, но ты не встретишь тут ни Василия, ни Ивана. Почитаются нещасливыми именами, хотя сие не более чем глупый предрассудок. В самом деле, можно ли из-за какого-то мерзкого злодея отказываться от покровительства апостола Иоанна, самого юного из Евангелистов? Хотелось бы мне, чтоб эти глупости забылись.
– Глинская была Елена, – заметила Нелли.
Отец Модест смутился.
– Пожалуй, ты первая Елена в Крепости, – ответил он наконец. – И ты принесешь ей щастье.
– Отчего открыта дверь? – озаботился Филипп, указывая рукой.
– Небось детская небрежность, – отец Модест, взбежав на крыльцо, вдавил дверь в косяк. – Выстудили дом, озорники!
– Но не случилось ли чего? Отчего дверь не на замке?
– Во всем городе нету ни одного замка. К чему они нужны?
– А где ж жители крепости? – не утерпела Параша.
– Прибыли-то мы в воскресный день. Понятно, что было людно. А сей час из мужчин мало кто дома – только охранный отряд, учитель в школе да кто в вифлиофике за книгами. Здешняя жизнь суровая, маленькая Нелли, дел много у всех.
– А дамы?
– В работе домашней. Стирают, готовят, да мало ли дел.
