эту страну журналистов способна манипулировать массовым сознанием? Почему сотня политиков, заведомо ведущих страну к катастрофе и не имеющих еще мощной социальной базы, навязывает свою волю ошеломленным, но не злонамеренным депутатам?
Много для этого есть «объективных» причин. Это системность агрессивного мышления наших «западников», ведущих «блиц-криг» против инерционного и тугодумного русского народа. Это и нравственный склад нашего народа, не позволяющий быстро менять лозунги — искренне поверив революционерам-перестройщикам и встав под их знамена, мы просто совестимся теперь «предать» их. Хотя уже видно, что они обманули нас, использовав обычный прием революционеров — разжечь ненависть к старому режиму, доведя в распаленном общественном сознании его реальные недостатки до фантастических размеров. Это и тот факт, что нынешние революционеры овладели рычагами власти старого тоталитарного государства и не собираются допускать «свободной игры политических сил».
Но сегодня уже главное — не это. А то, что революционерам удалось осуществить принцип «разделяй и властвуй» — расколоть противостоящее им здравомыслящее большинство русского народа, натравить одну его часть на другую (как ранее удалось разжечь межнациональные конфликты, многократно ослабив тем самым сопротивление трудящихся).
Начав перестройку как убийственный проект «возвращения России в мировую цивилизацию», идеологи из ЦК КПСС сразу внедрили в силы сопротивления вирус тяжелой болезни. Они сумели возложить вину за дела своих духовных предшественников — радикальных большевиков типа Троцкого и Бухарина — на подавляющее большинство советского народа, на «совков». Примечательно, как быстро свернули они идеологическую кампанию по возведению на пьедестал Бухарина, увидев, насколько более важно очернение всех красных в целом. Ведь таким способом создавался образ врага не в лице отдельной социальной группы (например, бюрократии), а в лице большинства народа. И даже достигалось расщепление почти каждой личности: ты не проклял своего отца, погибшего на фронте под красным знаменем — значит, ты или дурак, или враг народа! Изживай в себе эту красную заразу! На эту приманку клюнуло большинство вдохновителей патриотического движения в России. Они получили простой и понятный идеологический лозунг: бей (или перевоспитывай) красных! И векторы духовных сил и деятельности русских людей не сложились в мощную равнодействующую сопротивления разрушителям их дома, а столкнулись в бессмысленном сегодня противостоянии.
Оно бессмысленно уже потому, что беда, подступающая к России в целом, со всеми ее внутренними противоречиями, по своим масштабам просто несопоставима с выяснением правоты Ленина или Корнилова. Затевать диспут в горящем доме или глупо, или преступно. Но это противостояние не просто бессмысленно — оно заведомо направлено идеологами перестройки по ложному пути. И потому оно изначально разрушительно для обеих сторон.
Авторы и редакторы патриотических изданий, искренне занявшие белую, антикоммунистическую позицию, идут за блуждающим огнем, пущенным идеологами КПСС. И не замечают явных противоречий своей позиции. Вот они выступают против разгона колхозов, разумно видя в нем политику организации массового голода, геноцида русского народа и развязывания гражданской войны. Но ведь колхозы — это насильственно внедренная в русскую деревню модель кибуца, разработанная восточноевропейскими сионистами-трудовиками в первые десятилетия ХХ в. для колонизации Палестины. Воспринимаемые вначале как «социально-инженерная утопия», кибуцы оказались очень эффективной формой организации труда и быта в условиях Израиля — они соответствовали и ситуации, и культуре населяющих их людей. По сути, хорошо показала себя эта форма и в целинных поселках как организация жизни городской молодежи с мироощущением первооткрывателей. Но для крестьянского двора России она была убийственной. Как же может «Наш современник» или «Русский вестник» заступаться сегодня за колхозы? Здесь корень проблемы.
Чтобы понять ее, надо иметь мужество взглянуть на нашу историю непредвзято, не выбрасывать ради мелкой идеологической выгоды ни «Кровавого воскресенья», ни трех истребительных войн. Не смешивать под одним названием большевизм соединившиеся на время совершенно разные явления — убийцу казаков Свердлова и казака Шолохова. Не представлять коллективным дураком весь народ России, который не поддержал Деникина и Колчака с Антантой якобы по неразумению. Такого мужества наши патриоты не имеют.
Сладок для всех патриотов миф о гармоничном и здоровом развитии России до 1917 года, но сейчас этот миф — лишь анестезия при новой небывалой операции. Иное дело — понять, чем была больна наша страна и какие особенности нашего характера заставили в 1917 году довериться хирургу, склонному зарезать больного. Ведь сейчас-то происходит то же самое! И еще важнее понять, как удалось ту операцию пережить, а хирурга утихомирить. Ведь нашлись такие силы, ведь не стали колхозы кибуцами, не обедают колхозники в общей столовой! Так не это ли знание и не эту ли силу стараются сейчас уничтожить вместе с теми красными, которые без восторга прочитали Бухарина в 1986 году и не разбежались из партии, как Яковлев и Шеварднадзе?
Революция 1917 года надвигалась потому, что уклад жизни, навязываемый больным русским капитализмом, все больше воспринимался как несправедливый — даже самими капиталистами. Наши родные колупаевы и разуваевы обдирали людей по-хамски и, как сегодня их последователи, разворовывали страну. И несправедливость этого уклада чувствовалась не по сравнению с тем, что принесли большевики (это было страшнее, но это было иное) — а по сравнению с глубинными представлениями о добре и зле, по сравнению с архетипами массового сознания. О каком же патриотизме можно говорить, если противны сами эти архетипы? И разве не была Россия больна своей интеллигенцией? Что же, вырвать этот больной орган из страны — и что тогда останется от организма? Такое отношение к неотъемлемой части нашего народа — это зеркальное отражение той ненависти к «совкам», к народу-«люмпену», которую исповедуют сегодняшние русофобы-западники.
Последней несправедливостью, которая добила царизм, была война 1914 года — не нужна она была народу. Моя мать вспоминала, как девочкой она видела на вокзале в Лепсинске, в Семиречье, бунт эшелонов. Люди отказывались ехать на фронт будто из-за того, что им не выдавали сахар. Она спросила отца: как же можно из-за сахару не ехать на войну? Он объяснил, что не в сахаре дело, а не хотят казаки убивать и умирать на несправедливой войне. И большевики завелись в Семиречье не от чтения Маркса или Троцкого, а от вернувшихся с фронта казаков.
Та война кончилась национальной трагедией — революцией и тотальным братоубийством. Воевали русские с русскими не ради передела богатства, а из-за непримиримого столкновения представлений о справедливости и о России. Эта трагедия была воспринята как катарсис всем народом и породила невиданный созидающий порыв — и в индустриализации, и в науке, и в искусстве. Лихорадочным, почти религиозным трудовым подвижничеством народ — и бывшие красные, и бывшие белые — искупал грех братоубийства. Конвульсии и рецидивы насилия в виде сталинских репрессий способствовали примирению, ибо ударили по всем. В отечественной войне зарубцевалась рана. Тот, кто поднимает сегодня знамя реваншизма и вновь раскрывает эту рану, вовсе не облегчает душу погибших и уже примиренных белых — он гонит их на новую гражданскую войну с красными. А эта война однозначно будет иметь антинациональный характер. Кого рубить вы зовете сегодня Григория Мелехова? Сажи Умалатову и генерала Макашова?
В том и заключается тайная сила России, которая свела на нет безумные планы Троцкого, что поднимается она над внутренним расколом, преодолевает и «осваивает» навязанные ей формы, наполняя их новым содержанием. И красный флаг в подсознании был производным от красных знамен Дмитрия Донского, а не Парижской коммуны. И красную звездочку не восприняли как «звезду антихриста», она с детства осталась в памяти как успокаивающий знак «наших». Чего мы добьемся, доказывая сегодня русскому народу изначальный смысл этой звездочки? Мы этот смысл давно переварили и не поперхнулись. А колхозами поперхнулись и переболели почти смертельно — но переболели! Скажите сегодня вдовам-старухам, что они должны были бы пережить страшные четыре года войны не в колхозах, а поодиночке — одни хозяйками, а другие батрачками! Как говорится, вас могут неправильно понять.
Сегодня, когда речь идет уже о куске хлеба, мы опять, как в войну, возлагаем надежды на колхозы. Они опять поднатужатся и не дадут нам в городах умереть с голоду — вопреки усилиям правительства. Так неужели только страх голода дает патриотам разум не поднимать сегодня спор об изначальном смысле колхозов, не выступать единым фронтом с радикальными «приватизаторами» земли? Но если это не
