повысить цены не позволяла «система», и это препятствие решили удалить.
С.Л.Франк в своей «Этике нигилизма» говорит о корнях революционизма интеллигенции и его связи с «распределительным» мировоззрением: «Так как счастье обеспечивается материальными благами, то это есть проблема распределения. Стоит отнять эти блага у несправедливо владеющего ими меньшинства и навсегда лишить его возможности овладевать ими, чтобы обеспечить человеческое благополучие». Потому-то вторым по значению критерием достижения целей перестройки 64,4% интеллигентов назвали «Лишение начальства его привилегий».
Фетишизация рынка (важного механизма, но механизма распределения) началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась атака на саму идею жизнеобеспечения как единой производительно- распределительной системы. За 1988-92 годы было подорвано воспроизводство основных фондов промышленности. Сейчас страна «проедает» остатки инфраструктуры, созданной «тоталитарным» режимом.
Каков же был тот магический аргумент, который убедил интеллигенцию в необходимости не реформировать, а сломать экономическую систему, на которой было основано все жизнеобеспечение страны? Ведь не шуточное же дело было предложено. Аргументом была экономическая неэффективность плановой системы. Но сам этот аргумент был сформулирован как заклинание. Многомиллионный слой интеллигенции, привыкшей логично и рационально мыслить в своей профессиональной сфере, поразительным образом принял на веру, как некое божественное откровение, разрушительную идею, воплощение которой в жизнь очевидно потрясало весь образ жизни огромной страны. Никто даже не спросил, по какому критерию оцениваем эту эффективность (в мыслях-то было «полные прилавки»). А ведь основания для сомнений были, их даже никто и не скрывал. Более того, невозможно предположить, что архитекторы перестройки и их интеллектуалы-экономисты выдвигали этот тезис искренне — они реальность знали достаточно хорошо. Вот их самые грубые подтасовки:
1. Как стандарт сравнения экономики СССР были взяты развитые капстраны — очень небольшая группа, в которой проживает лишь 13% человечества. Этот выбор абсолютно ничем не обоснован ни исторически, ни логически — кроме того, что СССР, отказываясь «влиться в эту цивилизацию», добился с Западом военного паритета (что действительно достойно изумления).
2. За 400 лет капстраны сформировали главную производительную силу своей экономики — «индустриального человека» с особой мотивацией и экономическим поведением (даже с особой физиологией, в частности, суточными биоциклами). СССР прошел первичный этап массовой индустриализации одно-два поколения назад и такой рабочей силой еще не обладает. По этому ресурсу сравнение просто некорректно, а эффективность — это результат, соотнесенный с ресурсами.
3. В ХХ веке, особенно сейчас, состояние экономики во многом определяется использованием новых технологий. СССР был лишен (а Россия будет лишена несмотря ни на какой антикоммунизм) доступа к продукту мощного совокупного научно-технического потенциала капиталистического мира. Собственная же наука могла обеспечить хорошими технологиями лишь немногие ключевые отрасли. По этому ресурсу сравнение некорректно.
4. Страны «первого мира» получили для своего развития огромный стартовый капитал из колоний. На эти деньги было создано «работающее» до сих пор национальное богатство (дороги, мосты, здания, финансовый капитал и т.д.). СССР не имел таких источников, Россия не эксплуатировала, а инвестировала национальные окраины. Различие в накопленном за века богатстве не отражается в статистике, и мы просто не имеем о нем представления. Только долго пожив за границей, оцениваешь величину разрыва на всех уровнях техносферы. Действующий фонд жилищ и зданий Западной Европы создан за 5 веков. Практически вся территория Германии покрыта канализационной сетью. А когда немецкая компания зажаривает свинью, для ее разделки используется два десятка разных ножей, пилок и щипцов. Чтобы прийти к этому от нашего «топора да долота», нам надо еще долго-долго вкладывать средства вопреки убогому критерию «эффективности». Форсированное преодоление этого разрыва отвлекало от «наполнения прилавков» очень большие ресурсы.
5. За последние 50 лет развитие протекает нелинейно. Сравнивать экономические системы, находящиеся на разных стадиях своего жизненного цикла, неправомерно. СССР в 70-80-е годы вошел примерно в ту фазу индустриализации, которую Запад прошел в 30-е годы с тяжелейшим структурным кризисом. Напротив, в 50-60-е годы никому и в голову не приходило говорить о неэффективности плановой экономики. В те годы виднейшие экономисты США писали, что рыночная экономика, конечно, менее эффективна, чем плановая, но это — та плата, которую Запад должен платить за свободу.
6. Рыночная экономика существует в форме единой, неразрывно связанной системы «первый мир — третий мир». Т.н. развитые страны представляют собой лишь витрину, небольшую видимую часть айсберга этой системы. Эта часть потребляет около 80 процентов ресурсов и производит около 80% вредных отходов. Массивная часть («третий мир») поставляет минеральные, энергетические и человеческие ресурсы и принимает отходы. В Школе управления им. Кеннеди Гарвардского университета, где так долго сидел Явлинский, на дверях семинара по глобальным проблемам я видел плакатик: «Помните, что один гражданин США вносит в создание «парникового эффекта» такой же вклад, как 1450 граждан Индии».
Отработав экономические и политические рычаги (внешний долг, подготовка «демократической» элиты, коррупция, «Буря в пустыне»), первый мир создал эффективную систему сброса в третий мир не только отходов и вредных производств, но и собственной нестабильности и кризисов. Латинская Америка при весьма высоком уровне развития и образования погружена за 80-е годы в тяжелейший кризис при постоянном росте производства и извлечения природных ресурсов. Некоторым дают выйти из кризиса лишь из политических соображений (Чили — ради борьбы с идеями социализма, Мексике — как соседу США, «буферной зоне»). Механизмы создания «контролируемого кризиса» и извлечения ресурсов прекрасно известны команде Гайдара. Эти механизмы внедряют в России сознательно.
Если представить себе, что развитые капстраны внезапно оказались отрезанными от третьего мира, от потока его ресурсов (т.е. попали бы в положение СССР), то само понятие эффективности их экономики потеряло бы смысл — она испытала бы коллапс, после которого ввела бы жесткую систему планирования. Малейшие попытки хоть небольшой части третьего мира контролировать поток ресурсов вызывают панику на биржах и мобилизацию всех средств давления (война в Ираке, лишенная всякого идеологического прикрытия, это показала с полной очевидностью).
CCCР доступа к дешевым ресурсам третьего мира (в том числе экологическим) был лишен. Никто к этому пирогу нашу экономику и не допустит, хотя моральных тормозов режим теперь не имеет. Таким образом, обещая создать «такую же» рыночную экономику, реформаторы заранее предполагают превратить в «собственный» третий мир регионы проживания нерусских народов и большинство русских областей. Отсюда — «дрейф в Азию» Татарстана и даже Карелии. Эти надежды в лучшем случае безумны.
Тезис о неэффективности советской экономики по критерию «полные прилавки» (уровень потребления) очевидно несостоятелен, если его прилагать ко всей системе «первый мир — третий мир», а не к ее витрине. В среднем уровень потребления (или шире, уровень жизни) всех людей — участников производственной цепочки капстран (включая добывающих олово боливийских индейцев или собирающих компьютеры филиппинских девочек), был гораздо ниже, чем в СССР. Две трети населения России ожидает бедность, о которой они и не подозревали — и которой никогда не знала общинная Россия.
7. Вплоть до перестройки Россия (СССР) жила, по выражению Менделеева, «бытом военного времени» — лучшие ресурсы направляла на военные нужды. Как бы мы ни оценивали сегодня эту политику, она не была абсурдной и имела под собой исторические основания. Ее надо принять как факт. Та часть хозяйства, которая работала на оборону, не подчинялась критериям экономической эффективности (а по своим критериям она была весьма эффективной). По оценкам экспертов, нормальной экономикой, не подчиненной целям обороны, было лишь около 20% народного хозяйства СССР. Запад же, при его уровне индустриализации и доступе к ресурсам, подчинял внеэкономическим критериям не более 20% хозяйства. Таким образом, «на прилавки» работала лишь 1/5 нашей экономики — против 4/5 всей экономики капиталистического мира. Сравнивать надо именно эти две системы. Прикиньте в уме эффективность! Да и обеспечить военный паритет на современном уровне убогая и неэффективная экономика не смогла бы. Пусть подумает наш интеллигент, что означает создать и наладить крупномасштабное серийное производство такого товара, как МИГ-29.
Интеллигенция легко восприняла фальшивые критерии эффективности, легко согласилась разрушить
