Точно так же он поступал и с другими выступавшими: «Не затягивайте» или: «Подробности после обеда». После обеда, кратко поблагодарив всех, он ушел отдыхать.
Несколько раз в последние годы он старался не отмечать свой день рождения. Не всегда удавалось скрыться от гостей. Казалось, не нравится ему, как он стал выглядеть. А в этом году решился отметить, словно почувствовал — в последний раз…
А. Н. Яковлев
— Яковлева на XXVII съезде избрали Секретарем ЦК.
— Что-то не очень надежный, — говорит Молотов.
(И опять, как в воду глядел. —
Брею Молотова
(30 апреля 1986 года состоялась моя 139-я и последняя встреча с живым Молотовым.)
Вчера позвонил Сарре Михайловне, она сказала, что Молотов очень плох, болен, на 1 Мая они никого не приглашают. Пошла спросить у него и, вернувшись, сказала, чтоб я приехал 30 апреля от пятнадцати до шестнадцати часов.
Когда я приехал, он спал. Сарра Михайловна разбудила его. Вячеслав Михайлович вышел из своей комнаты в синем халате, махнул мне рукой и пошел умываться. Потом сел на диван, а я устроился напротив на стуле.
— Вы в этом халате, как помещик, — говорю я.
— Помните фото Мусоргского? — спрашивает он.
— Репин рисовал его в халате. (А действительно, похоже!)
— Давно вы не были, — говорит Молотов.
— Ездил на Камчатку, в Амурской области был, на своей родине.
— После войны сорок лет, а что изменилось в других странах за это время? — говорит Молотов. — Мы же новый мир построили!
Мы громадная страна, и много еще дикости. Они (капиталисты. —
— Раньше все хвалили друг друга и ничего не делали, — говорю я, — а сейчас ругают и тоже ничего не делают.
— Ничего не делают, — соглашается Молотов. — Плохо то, что все ругают. Действительно, не за что ухватиться.
— Феликс Иванович, извините, вы не сможете его побрить? — обращается ко мне Сарра Михайловна.
— Попробую, — говорю я. — Безопасный бритвой?
— Электрической. Вячеслав Михайлович, вот вы чай попьете, и Феликс Иванович вас побреет.
…Побрил Вячеслав Михайловича. Брил долго, тщательно электрической бритвой «Харьков».
— Я ожидал, что на съезде назовут причины, в чем дело, почему мы так отстаем, — говорю Молотову.
— Мы были в отсталом положении в начале революции, а тут такая большая война, такие трудности, на Западе не думали, что мы вообще сохранимся, Советское государство, — подавляющее большинство было настроено в таком духе. Нет, с-считаю, что-то поддались…
— После войны сорок лет прошло. Я считаю, что период Брежнева нас сильно затормозил.
— Он затормозил, безусловно. Хрущевщина повторилась в период Брежнева. Это да. Это говорит о том, что у нас много гнилых мест и в самой партии много еще отсталости, темноты, недоученности. Но тем не менее мы начали выходить из этого трудного положения, в общем, успешно… Конечно, не надо себя успокаивать, а нам много работать надо… Сейчас опасность — благодушие, прикрытое критикой.
— В этом году восемьдесят лет, как вы в партии, юбилей.
— Да, чересчур много. Я не собирался так много жить. Все мои сверстники уже давно в «Могилевской губернии»… Над чем работаете?
— Над книжкой об Ильюшине. Сейчас у нас стала заметна такая проблема: потеря мастерства во многих сферах. Удивляюсь, как наши самолеты летают: делают их безобразно! Недобросовестно.
— Это как раз результат того, что теперь крестьянский слой поднялся… Поднят громадный пласт из безграмотности, полуграмотности, И новое еще не переварили. Как это дело будет… А оно то поднимается, то опять назад… В технике мы подтянулись, но надо в два-три раза больше.
— Возле Артека появились американские корабли, посмеялись над нами и ушли.
— Надо достать бы их, — говорит Молотов.
— При Хрущеве, помните, сбили американский самолет? Хрущев в вашем руководстве столько лет пробыл, для него даром не прошло.
— Конечно, он способный человек, но в больших делах плохо разбирался. И плохо умел пользоваться марксизмом. Классовой жизни не понимал.
Первая моя встреча с Молотовым была в Артеке. Последняя встреча — я побрил его. И конечно, не знал, что это последняя…
— Помолодели, Вячеслав Михайлович, — говорю ему.
— Нужно иногда и молодиться, — соглашается он.
— В честь праздника надо.
— Ну, я сегодня никого не приглашал, потому что сам нездоров. И в окружении меня тоже — Сарра Михайловна что-то чувствует себя плохо…
Говорили о писателях — Ю. Бондареве, В. Распутине, Е. Исаеве… Я сказал, что собираюсь в Афганистан.
— Обязательно зайди и расскажи! Это последнее, что я от него услышал. Все.
«140»
Как обычно, на чистой странице дневника я написал номер следующей встречи — 140-й. Красным карандашом. Но красное пришлось обвести черным. 140-я — были похороны…
Восьмого ноября вечером, в двадцать часов, мне позвонила Зинаида Федоровна, родственница Молотова, и сказала, что он умер.
