вот участвовал в обсуждении этого вопроса…
— А почему-то все говорят, что Каганович взорвал!
— Каганович? Антисемитские настроения…
— Ну а кто? Сталин решил? Дал указание?
— Нет, это было принято Политбюро, и наша комиссия была за это.
— Чтоб взорвать?
— Нет, не взорвать, устранить придется храм. Не оставлять на этом месте.
— Но зачем взрывать было?
— Тут не знаю… Но ведь тогда было все равно — взрывать или не взрывать.
— Там такие стены были… Потом пытались ставить фундамент Дворца — ничего не вышло, поплыло.
— Меня это мало беспокоит. Ценности особой я в этом не вижу… Будут разговаривать. Пускай разговаривают. Без этого не обойдешься. Храм надо было снять.
— Под это дело много церквей вообще уничтожено… Закрыть можно. Жалко, что взорвали. Говорят, красивый был. Я не видел.
— Храм вы не видели разве? Он же долго держался.
— До моего рождения. Я в сорок первом родился. Это ж до войны было.
— До войны? Пожалуй, да. Я уже не помню… Тут, наверно, не все правильно, но никаких особых претензий, по-моему, нельзя иметь.
— Но зачем взорвали?
— Ну а что значит — взорвали? Все равно надо было храм убирать оттуда.
— Там же работы Васнецова, фрески…
— Это в музей, но ради этого храм сохранять, по-моему, нельзя.
— Храм — сам произведение.
— Да ну его к черту…
— Там бы уже не молились…
— Ну а для чего тогда он нужен?
— Стоял бы, как Василий Блаженный. Сталин ведь его спас[51]!
— Это верно. Тот храм более древнего периода, а это уже девятнадцатого века… Много прошло лет, конечно, были и неудачные решения. Теперь они кажутся ошибкой, но не всегда так казалось.
Масоны
— Модная тема сейчас — масоны, — говорю я. — Масоны в революционном движении. Говорят, даже в вашем правительстве были.
— Конечно, могут наговорить разные вещи, которые были и которых не было. Масоны, конечно, старались около правительства кого-то своего иметь.
— Даже называют конкретных людей. Например, Шверника…
— Шверника? Здорово! Маловероятно. Он для этого, по-моему, не приспособлен. Нет, не может этого быть. Щверник — русский рабочий, очень, так сказать, прямолинейный человек. А масоном быть — надо вертеться!
— Прочитал статью о масонах, их роли и характере. Я до сих пор недостаточно обращал внимания, — говорит Молотов. — Они существуют, да и не только существуют, а очень опасное явление — масоны… Не обращаем внимания, а они укрепляются, они против коммунизма решительно, они за капитализм, они за религию, и они в интеллигентских кругах под разными вывесками существуют давно. Проникают довольно глубоко в мещанскую массу, в мелкобуржуазную и тянут в свою сторону… Довольно гибко действуют, и очень злостные, антикоммунистические. Но не выпячивают своих, это для них опасно. У них много загадочного…
— Сейчас много разговоров идет о масонстве. Говорят, что у нас в стране тоже есть масоны, — замечаю я.
— Наверно, есть. Подпольные. Не может не быть.
— И про вас говорят, что вы тоже масон.
— Масон давно. С 1906 года, — улыбается Молотов.
— Вы в партию вступили в 1906-м, вам шестнадцать лет было. А в каком месяце?
— А я сам не помню. Приехал на каникулы к родителям, значит, летом это.
— Существует мнение, что масоны есть и среди коммунистов.
— Могут быть, — допускает Молотов.
— И вот, говорят, в Политбюро Молотов был главным масоном.
— Главным? Да, я это между делом. Оставался коммунистом, а между делом успевал быть масоном. Где это вы копаете такие истины?
— Несколько президентов Франции, США, других стран были масонами. По аналогии называют имена некоторых бывших наших руководителей. Хрущева не приняли, потому что, говорят, недалекий.
— Нет, Хрущев не такой глупый. Он малокультурный.
— А вот вас приняли.
— Чего только не придумают! Наши противники очень мечтали о том, что Вторая мировая война нам окажется не по силам, мы обязательно провалимся, коммунизм перестанет существовать, а оказалось не так. Мы укрепили свои позиции, создали социалистический лагерь, и в этом огромная заслуга Сталина, — говорит Молотов.
— Некоторые писатели сейчас считают так. Россия такая страна, которая все равно существовала бы и не ходила бы под немцами. И что это за победа — тридцать пять миллионов потеряли! Разве победили мы?
— Это как раз такие люди говорят, из-за которых нам трудно достаются победы. Живут предрассудками. А забыли, что Русь триста лет была под татаро-монгольским игом? И не будь такого, как Сталин… Это говорят люди малосоображающие. С чужих слов.
— И еще: Молотов ничего другого тебе не скажет, он вынужден защищать свою неверную точку зрения. И вообще из него ничего вытянуть невозможно.
— Я не считаю, что все, что мы сделали при Сталине, было правильно. Но основное — это наша гордость. Если б мы получили поражение, победы долго пришлось бы ждать.
Выдержал наш строй, партия, народы наши, и прежде всего, русский народ, который Сталин называл наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. И в этом не было проявления великодержавного шовинизма, а была историческая правда. Кто-кто, а Сталин разбирался в национальном вопросе. И правильно назвал русский народ той решающей силой, которая сломала хребет фашизму. Сталин, как никто, понимал великое историческое предназначение и тяжелую миссию русского народа. То, о чем писал Достоевский, — что ко всемирному, всечеловеческому объединению народов сердце русское может быть более других предназначено…
— Маршал Голованов мне говорил, что не встречал человека, который бы больше болел за русский народ, чем Сталин.
— Будет Россия, будет и Советский Союз, и всем будет хорошо. Не зря Сталин занялся вопросами языкознания. Он считал, что, когда победит мировая коммунистическая система — а он все дела к этому вел, — главным языком на земном шаре, языком межнационального общения станет язык Пушкина и Ленина… Исторические книги приходится читать?
— Читаю «Историю государства Российского» Карамзина, дореволюционное издание. К сожалению,
