Выступил Симавин, наговорил что-то бессвязно, поздравив всех, сел. Слово взял третий секретарь райкома, пошутив немного, предложил вести избрание председателя, назвав двух кандидатов: Щербинина и от района, и представил худощавого мужчину с хлыщеватым лицом в светлом костюме. Мужчина, лет тридцати, аккуратного интеллигентного вида, поднялся со второго ряда, скромно поклонившись. Зачитали характеристики и достоинства каждого. Едва он кончил, из средних рядов поднялся высоченный Володька Смогин, вертя кудрявой головой.
Володька Смогин, зверского вида человек, каждое лето или осень брал отпуск и пропадал неизвестно где, месяца по два. Один раз его не было полгода. Вернулся он с перерезанным глубокими шрамами лицом, но с деньгами. Говорили, что он был в кавказском плену, говорили, что они с кумом грабили Сызранскую дорогу, грабили Гурьевскую дорогу, грабили и по Башкирии. Но Володька ничего не рассказывал.
— Что я скажу вам, — громко говорил он. — Везде я бывал, и на севере, и на юге, и посередине. Везде хорошо, где нас нет.
На него стал прикрикивать Симагин, но Володька говорил недолго.
— Хуже всех мы живем в нашей великой родине, вроде нищих, — и сел.
Поднялся Митренко и предложил в председатели Андрея Епанчина. Народ сидел и стоял тихо, никто не переговаривался.
— Это что, ваше предложение? — сказал насторожившийся Калюжный.
— А что, не имею права?
Все так же тихо молчали.
— Имеете. Почему же…
За Щербинина поднялось двадцать шесть рук. За райкомовца восемнадцать.
Робко зачитали фамилию Епанчина. И все, сколько было рук, поднялись за него. Насчитали за тысячу голосов. Все так же молча, так что в президиуме было неудобно переговариваться. Все молча смотрели на них. Епанчин вышел к президиуму и встал напротив Калюжного, протянул руку. Калюжный помялся, Андрей продолжал держать руку, подняв ее выше, чтоб всем ее было видно, и тогда Калюжный пожал, смутившись, смотря на Щербинина.
Гуляли у Демидовых. Василий Андреевич по такому делу зарезал свинью, наготовили закусок, как на свадьбу. Когда стол был накрыт, женщин услали, оставив жену Василия Андреевича и старуху Булгакову обносить гостей.
Поздравили друг друга, поздравляли и пили за нового атамана, Андрея Епанчина. Сафронов с Вавиловым по очереди играли на гармошке. Разошлись за полночь. Уговорившись, что быть новому парторгу, на случай если Андрюшку в районе утверждать заартачатся.
На парторгa горе обрушилось сразу в одночасье.
Первое — почти фантастические выборы водителя Андрюшки Епанчина.
Второе случилось через сутки и сломало его навсегда, так, что он и не знал, как жить дальше.
Вечером следующего дня Симавин решил съездить на рыбалку, чтобы на свежем воздухе поразмышлять о прошедших выборах.
Он, крутясь на своей резиновой лодке, поставил сети и вдоль камышей, и поперек течения. Решил заехать и подтрусить сена из колхозной копны, для двух своих очумевших коз. Едва он нагрузил задок мотоцикла, как появился общественный колхозный контроль, и на него составили акт кражи, обыскали двор, найдя в сарае шесть мешков краденой пшеницы, и акт усугубился. Симавин был так удивлен и поражен, что не мог возразить.
Утром, когда он снял сети и стал на берегу вытаскивать рыбу, неизвестно откуда появился представитель рыбнадзора, Алексей Потехин с двумя понятыми. Был составлен еще один акт, положен штраф, а в обед уже рассматривали персональное дело коммуниста Симавина, пойманного при хищении.
Симавин был низложен из парторгов и исключен из партии.
Выбрали Андрея Васильевича Демидова.
Вот так и закончилась карьера злобного деда Симавина Петра Васильевича.
Одним из первых посетителей пришел в сельсовет главный инженер. Андрей с Демидовым и дядей не спеша оглядывали небольшой кабинет. С сейфом в углу, с картинами по стенам, платяным шкафом, нелепо стоящим у стены, обшитой рыжим дермантином. Другая стена просто выкрашена масляной краской, подобным цветом.
Главный инженер молча сдал ключи и показал печать, папки с делами и ведомостями. Положил на стол заявление. Андрей прочитал и передал мужикам.
— А что так? — удивился он простодушно. — Я вас отпустить не могу, вы у нас голова. Ты, Филипп Ильич, бумагу-то порви.
Филипп Ильич бумагу не порвал, а сложил вчетверо. Когда тот ушел, тихо сказал, глядя в окно на его растерянную фигуру.
— Чистым хочет уйти. Ну да ладно.
Мужики решили собираться каждую пятницу, но не в правлении, а у Епанчиных, Демидовых, Сафронова… попеременно, кому когда удобно. Землю решили пока не резать, старого порядка не ломать, осмотреться, как вернее, привыкнуть. Условились больше в дело никого не посвящать, даже детей и жен, братьев и дядьев, чтобы меньше разговора было. Решено было закупать молодняк скота. Часть закупить в колхозе, часть у частников. Кормить же ячменем что не успели сдать государству, хранящимся на старом складе около шестисот центнеров. Со складом обещал придумать Падуров.
В конце недели к Андрею пришли армяне, жившие на краю села в арендуемом доме. С весны они строили новые корпуса фермы и, как выяснилось, еще кучу построек и пристроек. По наряду выходило им восемьдесят тысяч с копейками. Андрей осмотрел с мужиками ферму, сложенную из степного камня и из бросовых плит, платить отказался. Армяне, восемь человек, долго кричали, махая руками, обещали сломать постройки и сжечь весь хутор, уехали в районную прокуратуру.
Этим вечером Андрей уехал на своем «уазике» к Хусейну и просидел у него весь вечер. Подъехал и Филипп Ильич. Уехали поздно ночью. Хусаин долго стоял у ворот, разглядывая потемневшее небо без звезд, задирал голову в зеленой тюбетейке.
Звонили из прокуратуры. Андрей пожаловался на недоделки, но платить согласился, поручив все сметы Щербинину.
Ночью Падуров, набрав десяток парней, вывез весь ячмень. Ссыпал зерно в пустующем доме и сараях своей матери, На следующий день на складе пробило проводку и склад загорелся. Пожар усилили взорвавшиеся два кислородных баллона, лежавшие у задней стены склада… Склад сгорел полностью. Тушили уже головешки, сгребая бульдозером землю. Приехавший из района следователь потоптался на груде досок и куче рыжей земли, сдвинутой бульдозером, пообедал и уехал в сильном подпитии.
После обеда Андрей и Сергей уехали в город. А вечером вернулась кассирша, привезя шабашникам деньги. Они весь вечер шатались по хутору, сторговывали барана и водку. Всю ночь в их дворе кричали, пели, угомонившись под утро.
С Узеевой часов в пять утра выехали два мотоцикла с колясками. Ехало шесть человек. Они доехали до хутора, оставив мотоциклы в небольшой балке. Гуськом подошли к крайнему дому. У троих были ружья. Прошли через задние ворота во двор, поднялись на веранду. Лица у двоих были замотаны тряпками. Первый посторонился, второй плечом вышиб дверь. Пятеро вошли в дом. Шестой запер передние ворота, вернулся, сел возле веранды, держа между колен ружье.
