этой земле. Судьбы людей так же легко читать, как следы зверей на снегу. Правда, одна судьба прямая, как след сохатого, а иная — подобно заячьим петлям. Но суть одна — все они обозначены на небе и надо лишь иметь зоркие глаза, чтоб разглядеть их.
Мухамед-Кул невольно поднял глаза на серый небосклон, и ему показалось, что он действительно в образовавшемся меж облаками просвете разглядел ниточку следов, тянувшихся там. Ему стало жутко от того, что кто-то мог знать о нем все, что он узнает лишь через много лет. Но даже ни это было страшно само по себе, а то, насколько предопределена, по словам шамана, его жизнь, поступки… Выходит, он как бы не принадлежит сам себе, а является лишь исполнителем чьей-то чужой воли.
Ощутив неприятную дрожь и холодок во всем теле, он упрямо сжал губы и, четко выговаривая слова, тихо произнес:
— Нет, старик, я совсем не желаю знать, что со мной станет через много лет. Все в руках Аллаха. Но я не завидую тебе, несущему такой груз. Как ты можешь с ним жить?
— А я и не живу на этой земле. Ты видишь лишь мое тело. Я пришел сюда на короткий миг и всегда готов вернуться обратно. Но говори, зачем ты позвал меня, хотя и это мне известно.
— Коль так, то скажи своему хану, не желающему признавать власть нашу, чтоб покорился. Ни ему, ни нам не нужна кровь, которая может пролиться. А это будет так, если он ответит отказом. Клянусь бородой пророка.
— Хан Немян тоже не желает смерти своих людей, а потому пошли к нему гонцов и он примет их.
Мухамед-Кул удовлетворенно кивнул головой и подозвал к себе сотника Янбакты.
— Возьми с собой двух человек и отправляйся в городок…
— Улы патша приказывает мне умереть? — спросил тот.
— Совсем нет. Скажи Немяну, что я хочу говорить с ним. Пусть выйдет из городка, я подойду к нему один и без оружия.
— Все будет исполнено, мой царевич, — и улыбка заиграла на широком лице сотника, — но не доверяй ему до конца. Что-то не нравится мне этот старикан, — кивнул он в сторону шамана, — как бы не обошли они нас сзади.
— Не беспокойся, я прикажу воинам внимательно наблюдать за лесом и держать луки наготове.
— Так я пошел? — и Янбакты, мягко ступая и поскальзываясь на раскисшей земле, отправился в городок, с двумя нукерами, повелев им оставить в лагере оружие.
Ждать Мухамед-Кулу пришлось недолго. Он видел, как открылась калитка в крепостной стене, и Янбакты вошел в нее. А вскоре на склон холма вышел приземистый человек в богато расшитом халате. Мухамед-Кул догадался, что это и есть хан Немян.
— Ничего пока не предпринимайте, — повернул он голову к Дусаю и Айдару, стоящим рядом, — но, если со мной что-то случится, то… решайте сами, сотни пойдут за вами.
С трудом взобравшись по раскисшему склону, Мухамед-Кул подошел к ожидавшему его хану Немяну. Они оценивающим взглядом осмотрели друг друга.
— Твои люди сказали мне, что вы захватили шамана, — первым проговорил хан Немян.
— Да, это так, — кивнул головой Мухамед-Кул, — и он просил тебе передать, что лучше, если ты признаешь власть хана Кучума.
— Мне не интересно знать, что думает этот старик, — с кривой усмешкой презрительно обронил тот. — У меня есть своя голова на плечах.
— Тебе видней, но тогда будет бой.
— Еще никому не удавалось взять мой городок. Этой землей владели мои предки, и я не собираюсь уступать какому-то там… — и он произнес несколько слов, значение которых Мухамед-Кул не понял.
— Не надо оскорблять людей, которых нет рядом, — сжав губы, проговорил он. — Мы пришли с миром и уважаемому выбирать, воевать или….
— И это ты называешь прийти с миром?! — хан Немян махнул в сторону сгрудившихся на другой стороне оврага сотен, уже построившихся в боевые порядки.
— Одно твое слово и мы уйдем, — Мухамед-Кул заметил, что внутри хана Немяна происходит борьба.
— А если я соглашусь принять ваши условия, каковы они будут?
— Ты обязуешься платить дань нашему хану и не выступать против него.
— Пусть будет так, — хан Немян с трудом подбирал слова. Ему нелегко было побороть в себе воина и согласиться на унизительный мир, но верно, не так уж были прочны стены его городка, коль он соглашался на мир с Кучумом. Да он и понимал, что уйдут эти сотни, а следом придут другие, и так будет раз за разом, пока он не умрет в бою или не согласится подчиниться. Захватив Кашлык, Сибирский хан показал свою силу и почти все ближайшие князья и беки признали его власть. Хан Немян остался один из немногих, кто не сделал этого, но видно пришло и его время…
— Тогда ты должен дать аманата[13].
Пусть один из твоих сыновей идет с нами. Ему нечего опасаться, если ты будешь выполнять свои обещания. До тех пор и он будет в безопасности. Можешь приезжать в Кашлык, когда тебе заблагорассудится, и там видеться со своим сыном. Но не забудь захватить с собой ясак. Все сроки давно прошли.
Хан Немян как-то сник телом и разом постарел. Казалось, еще немного и он кинется на Мухамед-Кула с голыми руками, вложив в бросок всю накопившуюся злобу и ненависть к чужаку, явившемуся незваным на его землю. Неимоверным усилием воли он переборол обуревающие его чувства и согласился:
— Коль песня начата, то надо пропеть ее до конца. Мой сын придет к вам.
— Хан не хочет пригласить меня к себе? — Мухамед-Кул и сам не понимал, зачем он спросил это. Но, видимо, так устроен победитель — ему хочется увидеть как выпьет всю чашу унижения до дна побежденный им. Ему совсем не хотелось идти в городок, откуда он мог не вернуться живым. А потому даже обрадовался, услышав в ответ:
— Не годится столь большому человеку входить в дом слуги его. Приглашения не будет, — и круто повернувшись, хан Немян зашагал обратно, низко опустив голову.
Мухамед-Кул не стал дожидаться, когда в сопровождении Янбакты выйдет юноша, сын хана Немяна, следом за которым слуги вывели покрытого попоной гнедого жеребца. Воины радостно встретили своего башлыка и только хмурый Айдар, покусывая тонкий ус, презрительно кинул:
— Я бы давно выпустил кишки из этой трусливой собаки.
— Ты можешь и сейчас это сделать, — устало махнул рукой Мухамед-Кул и отдал приказ сотникам готовиться в дорогу.
В это время со стороны городка до них донесся пронзительный девичий крик. Повернувшись, он увидел как оттуда выбежала хрупкая девушка и, заламывая руки, что-то кричала вслед удаляющемуся ханскому сыну.
— Кто это? Его невеста? — спросил он стоявшего поблизости от него шамана, который один из всех пребывал в отрешенности от всего происходящего.
— Нет, его сестра. Но ей не о чем беспокоиться. У ее брата все сложится хорошо, — и шаман беспрепятственно направился к опушке густого ельника и скоро совсем исчез из вида.
Через несколько дней сотни Мухамед-Кула благополучно достигли Кашлыка, но хана Кучума уже там не застали.
Сдав охране привезенного с собой аманата, Мухамед-Кул в тот же вечер был возле стен Девичьего городка и отыскал сидевшего на берегу старого Назиса.
— Я пришел, чтобы выполнить свое обещание.
— Да, ты из тех людей, кто всегда выполняет свое слово, — ответил Назис, — скоро Серая Сова навсегда оставит свое дупло. Она ждет тебя. — И, сложив морщинистые ладони у рта, рыбак резко несколько раз крикнул. Через некоторое время из-за стен городка раздался ответный крик.
— Серая Сова готова покинуть свое дупло.
О странствующих таинственных людях
Безродные, изучившие счастливые признаки у человека, их слабости и знающие обиход твоего народа есть опасные люди.
