Костиным мучительным размышлениям:
— Может, с Дуськой? — спросила она, подняв тонкие брови и смешно округлив горящие глаза, и продолжила тонуть и топить Пастуха в сладкой и страстной стремнине секса.
ГЛАВА 23
Как репетировать с оркестром
Утром Пастух собрал свою заметно увеличившуюся паству репетировать в просторной кухне-столовой Дулиной. Мебель аккуратно придвинули вплотную к ровным стенам нежного персикового цвета с узорами под потолком, и весь кремлевский оркестр, в тесноте да не в обиде, расселся по своим местам.
— Ну что ж, поздравляю, битлы, — тоном серьезного оратора вещал Пастух. — Радио все наше, целиком и полностью. Сегодня с утра, то есть сейчас, у нас большая репетиция, днем я с парнями съезжу на разведку на «Клип-ТВ», а вечером снимаем клип на наш хит. Вот так вот.
Музыканты, с помятыми от ночного джема лицами, уныло слушали Пастуха, периодически прихлебывая воду из стаканов и потирая глаза. Кто-то держался за голову, кто-то усилием воли не давал глазам закрыться, контрабасист дремал на грифе своего инструмента. Болотного цвета лица, мутные, ничего не понимающие глаза, торчащие в разные стороны, как у клоунов волосы — таков был оркестр Пастуха этим утром.
В помещении стоял беспощадный запах перегара, но Пастух не придавал этому значения или делал вид, что ничего не замечает. Он был бодр и безостановочно улыбался, что воспринималось несчастными музыкантами как издевательство. За окном разгорался погожий день, и солнце покорно освещало огромную комнату так, что не пришлось даже зажигать свет в помещении. Кухня-столовая наполнялась стонами страданий и похмельными кряхтениями, но, несмотря на свои утренние мучения, на репетицию явились все до одного.
— Сейчас мы посмотрим, как вы за ночь сыгрались, — витийствовал удовлетворенный проведенной ночью Пастух. — Дирижировать я, как вы уже сами знаете, умею только пистолетом, так что — поехали!
С большим усердием и страданиями на лицах духовики завели свою партию, но не успели отыграть и пары тактов, как Пастухово ухо уловило фальшь:
— Лажаете!
— Мы — Кремлевский оркестр, Костя, — встал честолюбивый трубач.
— Заново! — Пастух подал сигнал рукой, и духовые зазвучали с новой силой.
— Лажаете, Кремлевский оркестр, — начал выходить из себя Пастух. Он судорожно размахивал руками и краснел.
— Это не мы.
— Точно, — заступился Саныч, — не они.
Все замолкли и услышали отвратительно воющую автомобильную сигнализацию за окном.
— Невозможно работать в таких условиях, — хором, стройно загудели избалованные музыканты.
— Так. Продолжайте, — прервал их возмущения Пастух, — а я пойду разберусь.
— Это у Николаича, генерала соседского. Наверное, внучок опять балуется, я схожу с тобой, — сказала опоздавшая на репетицию из-за утреннего макияжа счастливая хозяйка дома.
— И я с вами, — простонал самый помятый музыкант из оркестра с говорящим погонялом Кащей, — проветрюсь, а то худо совсем.
Через минуту после ухода инспекционной тройки подлая сигнализация резко замолчала, и Пузцо решил взять шефство над музыкальной оравой.
— Ну ладно, парни, раз с духовых не покатило, начнем с ударных.
— Мы не ударные, мы перепончатые, — обиделись оркестранты.
— Да хоть чешуйчатые. Поехали! — Пузцо, как Пастух, взмахнул своим пистолетом, и ударники начали.
— Парни, — сморщился Пузцо через секунду, — эту фразу проще надо играть!
— Мы знаем, как ее надо играть, — не соглашались ударники с пузцовскими местечковыми претензиями.
— Смотрите, как надо. — Пузцо схватил свой огромный барабан и начал в него стучать. Стучал он так, что Кремлевский оркестр попадал со стульев от смеха, что, разумеется, не понравилось Пузцу. Он вплотную подошел к барабанщикам, литавристам и бубнистам и зашипел:
— Ну что, твари перепончатые, эту фразу мы будем играть тупо так, — и вновь показал на собственном примере, как надо.
— Нет, тупо так! — стояли оркестранты на своем и упрямо били в свои инструменты. — У нас за спиной, на секундочку, джазовая школа и консерватория.
— Ах так! — рассвирепел Пузцо. — А у меня за спиной три ходки, а в руке большая палка!
На последних словах он схватил большую палку и на всех парах вкатил по башке ближайшего барабанщика.
— Ах так! — оскорбился оркестр. — Понаехали тут!
Похмелье десятков людей как рукой сняло, и сразу несколько ударников, точно вороны, налетели на Пузца. Саныч и Автогеныч поспешили на помощь товарищу, по чьей голове стучали литаврами и тарелками, и вскоре к драке присоединился весь оркестр вместе с кухонной утварью Дулиной.
На крики и звуки бьющегося стекла спустилась удивленная Жаннет, которая мгновенно получила тубой по темечку и обрела недолгий покой прямо на лестнице. В «Веселой бригаде» осталось всего трое защитников южноморской школы джаза, но они привыкли биться с превосходящим числом противников. Они встали спиной к спине — и перевеса оркестрантов не чувствовалось. Периодически, когда бригаде удавалось удачно засветить кремлевцам, они выкрикивали:
— У нас джаз играют так!
Кремлевцы озвучивали свои удачные ходы фразой:
— А мы играем так!
По всей столовой уже валялись обморочные тела, барабан Пузца уныло качался на люстре, но битва за чистоту музыкальных традиций продолжалась — «Веселая бригада» привыкла стоять до конца.
В это время Пастух, Дулина и Кащей стояли у шикарного «лексуса» генерала Григорьева, который, в свою очередь, воспитывал непослушного внука.
— Вот, Сережка, мешаешь народной артистке репетировать, джаз играть. Между прочим, джаз — очень хорошая музыка.
— Очень хорошая музыка, — недоверчиво кивнул Сережа, вслушиваясь в шум и гам, доносящийся из окон дулинского дома.
— Это авангард, — сердито посмотрел на него Пастух.
— А по-моему, это… — прислушался старенький генерал, но Алиса оборвала его на полуслове:
— Не надо, Иван Николаевич, это явно не у нас. Что вы, у нас такие прекрасные ребята собрались, репетируют джаз, все по-человечески. Вот возьмите внука, пойдемте к нам, пусть он посмотрит.
К этому времени битва действительно закончилась. Кухня была разнесена в хлам, повсюду валялись изломанные, поврежденные инструменты и их обладатели. Счастливая «Веселая бригада» победно возлежала на кучке сломленных оркестрантов. Люстра едва держалась на потолке из-за тяжелого барабана, который чуть раскачивался на ней, а Жаннет, так и не пришедшая в себя, лежала в искривленной позе на лестнице. Витражные дверцы антикварного серванта были цинично и безвозвратно уничтожены, а коллекция элитной посуды, купленная в разных странах мира, превратилась в груду фарфоровых осколков. Заботливо отодвинутый для репетиции стол, достаточно массивный, деревянный, с красивыми орнаментами в стиле арт нуво, как книжка, сложился вдвое. А помимо собственных щепок из него торчали смычки, ножки стульев и кто-то из музыкантов. Бежевые атласные шторы нахально упали на пол, прикрыв собой
