что
вытащила.
— Да, слава Королеве, — сказал другой. — Мыто с Покойником хоть недолго там парились.
Кстати, может, познакомимся? — Он протянул Эгору лопату-ладонь и представился: — Тру-Пак.
— Рэпер, что ли, — пошутил Эгор, пытаясь взять реванш за поединок.
Красноглазый довольно забулькал. А Тру-Пак, не обидевшись, сказал:
— Да нет. Уличный боец.
— Вижу, — улыбнулся Эгор, глядя на голый череп.
— Давно это было, — сказал Тру-Пак.
— Покойник! — протянул руку второй.
— Хорошие у вас имена, — сказал Эгор, пожав гвардейцам руки, — говорящие.
— Точно, — сказал Тру-Пак. — А чего стесняться? Вся гвардия Маргит — покойники. В
жизни — беспокойники, теперь — успокойники. Такая судьба барабанщика…
— А ты кем был? — спросил уже совсем расслабившийся Эгор у новоиспеченного мертвого
друга.
— Сначала бандитом, а потом, не поверишь, — Покойник покачал черепом, — продюсером.
— Кем? — искренне удивился Эгор.
— Я же говорил, не поверишь, — сказал Покойник. — Ладно, братва, — сказал Тру-Пак, —
чего стоим-то, дверь открыта — пошли посидим.
И они вошли в полумрак дворца. Гвардейцы уверенно шли в темноте, а Эмобой старался от
них не отставать.
— Ну вот, отличное место, — сказал Тру-Пак.
Щелкнула, открываясь, «ZIPPO», и зажглись свечи, вставленные в подсвечники-черепа, на
огромном столе где-то в большом темном зале.
— Что-то я раньше этого стола здесь не видел, — сказал Эгор, усаживаясь на крепко сбитый
трехногий табурет.
— Братан, это наш стол. Зал большой, всего сразу не увидишь. Ну, за знакомство. —
Покойник выудил из-за пазухи большую зеленую бутыль и ловко влил себе вино прямо в торчащую
из воротника синюю трубку горла.
Эгор при свете свечей разглядывал новых друзей и отметил, что головы-черепа торчали прямо
из зарубцевавшейся вокруг позвоночника и трубок дыхательного горла и пищевода грубой
соединительной ткани, как будто кто-то макнул гвардейцев головой в серную кислоту и подержал,
пока череп не очистится.
— Что, нравимся? — спросил Тру-Пак.
— Красавцы, — сказал Эгор. — Я сам наполовину такой.
Он поднял челку.
— Знаем, — сказал Покойник, — поэтому и пьем с тобой. — Он передал ему бутылку. —
Глотни, не бойся. Чистая «Ностальгия» по веселым девяностым. Не какая-нибудь там дешевая
«Меланхолия» или бодяжный «Сплин».
— Я «Сплин» люблю, — не к месту ляпнул Эгор и скорее глотнул. Вино оказалось мягким и
обволакивающим. В девяностых он был ребенком и не на-шутку испугался, что сейчас впадет в
детство. — А ты правда работал продюсером? — спросил он у Покойника и передал бутылку Тру-
Паку.
— Ну да. Я всегда тяжелую музыку любил. Ну вот, заработал я бабла, нашел молодую
нюметаллическую банду и говорю им: «Вы, парни, рубите метал-кор, а я вам с клипами там,
альбомами помогу, ну то есть денег дам на раскрутку».
— Ну и как, раскрутил? Как банда-то называлась?
— Нет, не раскрутил. Попсовые они какие-то оказались. Я им говорю: «На фиг это радио, это
телевидение. Вы рубите, и все. Главное, чтоб приход ломовой на концертах». А они: «Да мы хотим
известности, денег всяких». Стали попсеть. Я говорю: «Клипы надо снимать страшные, чтоб там
трэш, кровища, бабы голые». А они каких-то модных клип-мейкеров стали выписывать. Раньше
пьяные на сцену выходили, удолбанные, в ноты не попадали, зато драйв, веселуха. А как продюсер
у них появился, то есть я, сразу играть научились, на сцене трезвые — скукотища. Еще мне говорят:
«Давай завязывай с наркотиками, надоело нам тебя тянуть». В общем, не сошлись характерами.
Пришлось мне всех их перестрелять. Прямо на репетиционной точке.
— Что, правда? — спросил неожиданно окосевший от пары глотков Эгор.
— Да слушай ты его больше, — сказал Тру-Пак, вытирая рот рукавом куртки, — это ж его
любимая телега. Продюсер — это у него кликуха такая была. Он на входе стоял во всяких рок-
клубах. Ну и подраться любил. Однажды не пустил пьяного скина на концерт, да еще и отметелил.
Ну а скин привел команду — десять человек. Продюсера так от-кукумашили, что у него на голове
шишка вскочила больше головы. Правда, Покойник?
— Да, Тру-Пак, было дело.
Бутылка, пройдя по кругу, опустела, и ее метнули куда-то в другой конец зала, где юна
взорвалась, как жалобная граната. Достали другую.
— То есть тебя, Покойник, убили скины? — спросил Эгор.
— Если бы. Заснул я пьяный зимой на улице. А ночью минус тридцать долбануло. Проснулся
в аду, хоть согрелся.
— А как там в аду, парни? — Захмелевший Эгор уже не представлял, как он жил здесь раньше
без этих отличных чуваков.
— У каждого свой ад. У тебя вот в нем много бабочек, — сказал Покойник.
— Не пойму, ты шутишь или нет?
— Покойник всегда шутит. Братва привыкла, — сказал Тру-Пак, снял куртку и бросил ее на
пол. Его торс мог бы украсить любой музей тату или бодибилдинга, на выбор.
— А где ваши остальные? — спросил Эгор.
— Да там… Спят в королевских покоях, — махнул куда-то за голову Тру-Пак. — Где же им
еще спать, они ж покойники. — И друзья-гвардейцы дружно забулькали.
— Н-да, — мечтательно призадумался Эгор, — вот, парни, мучит меня один вопрос. Как вы со
мной разговариваете?
— Отличный вопрос, — сказал Покойник. — И как же?
— Слушай, Эгор, — Тру-Пак даже встал, — это очень хороший вопрос. То есть тебе все
остальное понятно: живые куклы, дырка в твоей груди, человекообразные насекомые, ученые коты
не вызывают у тебя вопросов?
— Да, похоже, я затупил, извините. Вино у вас крепкое, — пошел на попятную Эгор.
— Нет, подожди, я тебе отвечу, — не унимался Ту-Пак. — В Эмомире с тобой вообще никто
не разговаривает. Все просто напрямую посылают тебе вербальные сигналы в мозг, на своих
языках, а вот уже твой мозг расшифровывает их, причем так, что тебе кажется, что ты слышишь
речь со всеми ее тональными и интонационными особенностями.
— Ни фига себе! Респект, Тру-Пак. — Эгор привстал и хлопнул того по могучей ладони. —
Не слишком ли круто ты загнул для уличного бойца?
— У него два высших образования, брат, — сказал Покойник.
— Да врет он все опять, — забулькал Тру-Пак. — Я в тюрьме много книжек прочитал. А эту
телегу я прямо сейчас придумал. На самом деле, Эгор, человеческий мозг почти не изучен, а мозг
Эмобоя еще вообще никто не трогал. И потом, скажи, ты, когда был человеком, не сильно
