опустошенной. — Никому я ничего не говорила! Ни одной живой душе!
— До сих пор я тебе верил. Но этот телефонный разговор отрезвил меня. Крамер не должен знать, что я не люблю Шотландию. Никто не должен быть в курсе таких подробностей моей личной жизни!
— Он понятия об этом не имеет, как и о причинах такой нелюбви. Да и я тоже, если уж на то пошло. Ты только сейчас заговорил об этом напрямик.
— Но ведь ты догадывалась!
— Только потому, что ты избегал родных мест и отказывался говорить о них!
— И ты знаешь почему?
— Нет, Роберт! Ты рассказал мне только половину истории и, сколько бы я ни расспрашивала, отделывался молчанием или бессвязными объяснениями!
— Бессвязными объяснениями?! — Сжав кулаки, Роберт шагнул к ней. — Какого черта! Что ты хочешь этим сказать? Я имею полное право иметь секреты. И то, что ты моя подружка, вовсе не означает, что я твоя собственность! Это не дает тебе права требовать, чтобы я делился с тобой всем!
— Ну, спасибо! — Слезы брызнули из глаз Люси.
— Я, видите ли, всегда избегал Шотландии! Ну и что? Я занятой человек — летаю по всему миру, работаю день и ночь, бывает, отправляюсь в деловую поездку на другой континент вечером, а утром уже сижу в своем лондонском кабинете, когда большинство людей еще только завтракают. И если я двадцать лет не был в Шотландии, то это мое личное дело! Я не намерен никому объяснять, почему поступаю так, а не иначе. Никому, слышишь! — выкрикнул Роберт, нависая над ней, так что Люси съежилась, увидев его разъяренное лицо. — И меньше всего твоему назойливому агенту!
— Он вовсе не назойливый, — разозлилась Люси, — и я никогда не раскрывала перед ним свою душу!
— Ты проводишь с ним слишком много времени, — продолжал обвинять ее Роберт. — Как только я уезжаю, вы оказываетесь вместе.
— Что за глупость! — Люси вдруг с ужасом осознала, что они бранятся, словно супруги, прожившие долгую совместную жизнь и до смерти надоевшие друг другу. — Когда тебя нет, я читаю сценарии новых передач.
— Во время моей последней отлучки ты виделась с Крамером!
— Да, потому что был прогон передачи! — Люси попыталась взять себя в руки и уже спокойнее спросила: — Что с тобой случилось? Ларри всего-навсего мой агент, и мы встречаемся для того, чтобы обсудить дела. Он интересуется моей личной жизнью не больше, чем я — его.
— Он когда-нибудь заигрывал с тобой? — хрипло прорычал Роберт.
— Что?! — задохнулась Люси, не веря своим ушам.
— Отвечай! — Он с такой силой схватил ее за хрупкие плечи, что она пошатнулась. — Крамер приставал к тебе?
Ошеломленная, Люси на несколько секунд потеряла дар речи. Ее потрясло не то, что Роберт задал этот вопрос, и даже не то, что он вернулся к теме, которую они раз и навсегда обсудили еще при первой встрече. Самым ужасным было то, что он искренне верил в свои слова! Его глаза и интонация явственно свидетельствовали об этом.
Когда Роберт был задет или ревновал, его всегда охватывал гнев. Вероятно, это общий недостаток всех мужчин, думала Люси, нечто вроде самозащиты. Они стремятся скрывать свои эмоции, в особенности те, что обнаруживают их уязвимость. Гнев — единственное чувство, которое они проявляют с избытком, потому что оно дает возможность атаковать.
— Отвечай, черт подери! — Роберт был уже просто взбешен. — Если ты промолчишь, я вынужден буду считать, что Крамер…
— Он никогда не заигрывал со мной, — наконец с трудом выдавила Люси.
— Тогда почему ты так долго не отвечала на этот вопрос?
— Потому что не могла поверить, что ты действительно так думаешь.
— А если бы он приставал к тебе, — продолжал допрос Роберт, — ты бы поощряла его ухаживания?
— Как ты можешь такое спрашивать? — наконец не выдержала Люси. — Мне казалось, что ты знаешь меня гораздо лучше и давно понял, что я из породы однолюбов и не привыкла флиртовать с кем попало. Я разборчива в знакомствах, и у меня и в мыслях не было предавать мужчину, которого я люблю, даже ничего незначащим поцелуем, не говоря уже о чем-то более серьезном.
За окном сумеречной, освещенной лишь маленьким бра гостиной грохотал гром. Вспышка молнии на долю секунды ярко высветила жесткие черты Роберта. Глаза его потемнели. В их глубине светилось такое недоверие и подозрение, каких Люси никогда не видела прежде. Это было нечто, выходящее за рамки заурядной ревности и, скорее, напоминающее внезапный беспричинный страх.
И вдруг до нее дошло, в чем кроется причина происходящего. Гнев Роберта ввел ее в заблуждение, а она была слишком измучена, чтобы правильно расценить его состояние. Это лишний раз доказывало, что, пока они остаются в Шотландии, она должна постоянно быть начеку и не упускать из виду малейшего изменения его настроения, как бы сама ни устала.
— Какая я глупая, — огорченно прошептала она себе под нос. — Дело ведь вовсе не в Крамере, а в Шотландии, правда? — Роберт молча смотрел на нее. — В том, что ты оказался здесь против своей воли и встретился с Барбарой Стейсон на ступенях Олдбриджа, где тридцать лет назад случилось что-то ужасное?
— Нет, — выдохнул он, но его пальцы еще сильнее сжали ее плечи. — Ничего подобного.
— Что же произошло тогда, Роберт?
— Дело в Крамере, — упрямо настаивал он, избегая ее взгляда. — Я не желаю, чтобы ты проводила с ним много времени. Я хочу, чтобы он убрался подобру-поздорову из твоей жизни!
— Роберт, какая муха тебя укусила?
— Господи, я сам не знаю, что говорю, — беспомощно пробормотал он. — Я сейчас не в состоянии мыслить здраво, но нутром чувствую опасность…
Он внезапно бессильно опустил руки. Наступившую тишину нарушало только его тяжелое дыхание. Люси видела, какие усилия прикладывает Роберт, чтобы вновь обрести уверенность в себе. Она понимала, что здесь, в Шотландии, он находится под постоянным психологическим давлением прошлого, и знала, что не должна усугублять положение и давать ему повод чувствовать себя уязвленным.
— Прости, — повернулся к ней Роберт, немного успокоившись. — Когда ты разговаривала с Крамером, я вдруг подумал, что он был твоим близким другом целых восемь лет и всегда оказывался рядом, когда я уезжал. Он много знает о тебе, а теперь и обо мне. Мало этого, он известная личность, и его доступ к средствам массовой информации может быть очень опасен для меня.
Люси молча смотрела на Роберта. Против последнего аргумента ей нечего было возразить. У Крамера действительно имелись друзья повсюду: и на радио, и на телевидении, и в редакциях газет. Он слыл очень общительным человеком и мог случайно сболтнуть то, что лучше держать при себе.
— Поэтому я и хочу, чтобы он исчез из твоей жизни, — развивал свою мысль Роберт. — Хотя бы на то время, пока мы будем в Шотландии. — Он посмотрел на нее каким-то умоляющим взглядом. — Все, что ты говоришь ему, может быть неверно истолковано, искажено или, что хуже всего, понято неправильно. А я не хочу, чтобы хоть какая-нибудь информация обо мне, Шотландии или Олдбридже просочилась в прессу. Я не могу этого допустить. Так что Крамер должен уйти. — Он сделал паузу, прежде чем сообщить последнюю, убийственную для Люси деталь: — И, возможно, навсегда!
Она из последних сил старалась не потерять самообладание.
Роберт сейчас не в себе. Он сам не понимает, что говорит, убеждала себя Люси. С самого начала нашего знакомства он поддерживал мое стремление сделать карьеру и гордился мной. Почему же теперь ему понадобилось все разрушить?
Потому что я до сих пор так и не знаю, что здесь произошло когда-то в далеком прошлом, ответила сама себе Люси.
Перед ее мысленным взором снова возник старый особняк — его главный холл, паутина на хрустальном канделябре, запах времени, которым дышали его стены. Она чувствовала, что этот дом, как живое существо, тянется к Роберту, а он точно знает, почему, но хранит свой секрет от нее и от всего
