рванув к себе, прошептал, щекоча дыханием шею:
– Энни, ты решила отвергнуть меня? Почему, чем я обидел тебя? Разве ты не ощущаешь ту связь, которая существует между нами? Разве ты не хочешь испытать неземное наслаждение? Позволь мне научить тебя премудростям любви. Я хочу, чтобы это произошло именно сейчас…
Энни била дрожь, несмотря на то что она была укутана в теплую шерстяную шаль. Она понимала, что дрожит вовсе не от холода. Ее тело было охвачено неистовым желанием, которое она хотела заглушить в себе.
– Я боюсь… – тихо промолвила девушка, вновь чувствуя, как волна сладострастия накатила на нее, когда Джек бросил на нее требовательный, повелительный взгляд. – Моя мать и брат назвали бы такое поведение позорным. Я сама себя стыжусь!
Джек взял в ладони ее лицо и медленно припал к ее губам.
Энни судорожно вздохнула, когда Джек склонился к ней и поцеловал глею. Его руки начали медленно приподнимать подол ее платья.
Когда ее ноги обнажились и она ощутила дуновение легкого ночного ветерка на своей коже, у нее перехватило дыхание. Ей так хотелось справиться с собой, со своим желанием, растущим в глубине души, но что она могла сделать с собой, если каждая клеточка ее тела ждала его прикосновений! Энни не могла обманывать себя.
Когда Джек выпустил ее из своих объятий и взглянул на девушку своими темными очами, она сразу же поняла, что именно последует дальше. И она сама хотела этого! Однако в глубине души Энни испытывала сильный страх. Ее учили тому, что порядочные леди не позволяют мужчинам так поступать с собой, прежде чем слова священника не освятят их супружеский союз. Девушка просто не могла об этом думать. То, что должно было произойти между нею и этим мужчиной, человеком, которого она полюбила, было неизбежным и правильным, потому что еще никогда в своей жизни она не испытывала такого блаженства! Ей было так легко отдаться ему в эту минуту, потому что она уже ощущала себя частью его самого так, будто их сердца слились в одно и бились в унисон.
И было совершенно неважно то, что все это произошло так внезапно и быстро. Чудом казалось то, что это вообще произошло. Она не смела и мечтать о том, что любовь может так захватить ее, поглотив всю без остатка. Их встреча была предопределена судьбой.
Джек, медленно лаская любимую, снял шаль и уложил на нее девушку, расстегнул платье и нижнюю рубашку. Его взгляд скользнул по шелковистой коже полураздетой девушки, мужчина наслаждался плавными формами ее стройной фигуры. Его ладони медленно скользили от лодыжек все выше и выше по ее телу так, словно он хотел прикоснуться к ней, прежде чем полностью овладеет ею. Он будто хотел запечатлеть в своей памяти ее юное, совершенное тело…
Сладкая дрожь пробежала по телу Энни. Учащенно дыша, она лежала на мягкой постели из сочных трав и изгибалась от охватившей ее страсти, которая все нарастала и нарастала, приближая девушку к апогею восторга. Джек дотронулся до ее груди, и новая волна восторга накатила на нее.
Энни привстала навстречу его ладоням, поражаясь тому, какое наслаждение она испытывает: никогда прежде ее грудь не реагировала так на собственные прикосновения. Волна наслаждения захлестнула Энни. Она услышала тихий стон, нарушивший тишину ночи, и лишь через несколько мгновений поняла, что сама издала его. Но вскоре поцелуи Джека заглушили ее стоны. Энни казалось, что она тает, сливается в одно целое со своим любимым. Она не могла и представить, что поцелуи, прикосновения и ласки мужчины могут пробудить в ней такую страсть.
И тут Джек отстранился от нее. Встав на колени, он дотронулся до пояса на своих гитанах и замер так на несколько мгновений, следя за реакцией Энни, а затем начал стягивать их.
Джек наслаждался, ощущая под собой нежное теплое тело девушки, и ему доставляло удовольствие то, как она отвечала на его ласки. Он жадно целовал ее, чувствуя, что скоро наступит разрядка. Когда по его телу начали пробегать судороги, он спрятал свое лицо на груди Энни и застонал, сильными толчками входя в ее лоно. Ощущая, что она испытывает те же ошеломляющие чувства, Джек улыбнулся, радуясь тому, что Энни издала, наконец, крик от пережитого наслаждения.
– О-о! – выдохнула Энни, все еще потрясенная новыми волшебными ощущениями.
Джек опустился рядом с ней на землю, приподнялся на локте и убрал рукой рыжую прядку с вспотевшего лба Энни.
– Тебе понравилось? – спросил он.
Энни потупила взор и, залившись краской смущения, ответила вопросом:
– А тебе?
– Я чувствую себя на седьмом небе. О, Энни, ты сама не знаешь, какое ты чудо! Ты само совершенство, моя любимая! Я не позволю ни одному мужчине даже подумать о тебе. Теперь ты моя, слышишь? Отныне и навсегда ты принадлежишь Джеку Уиллоби и больше никому! Завтра же я отправлюсь в миссию за священником и как только вернусь, мы обвенчаемся!
Ты согласна?
Энни, замирая от счастья, прошептала:
– Конечно, я согласна. Быть с тобой – это то, чего я хочу. Я буду с нетерпением ждать тебя. Джек, можно я расскажу маме и Патрику о наших планах?
Джек серьезно ответил:
– Не только можно, но и нужно, моя хорошая… Я не хочу, чтобы твой брат снова наставил свое ружье на меня, когда я появлюсь тут со священником! Это было бы некстати, не так ли?
Девушка приподнялась на локтях и, целуя любимого, проговорила:
– Я ни за что не допущу, чтобы мой родной брат возненавидел моего жениха! К твоему приезду я сумею убедить Патрика, что не желаю ничего иного, чем стать миссис Уиллоби. Я люблю тебя!
Джек с нежностью рассматривал свою любимую. Ее длинные волосы, разбросанные по плечам, падали на спину шелковистой волной. Молочная кожа словно светилась в лунном свете, щеки горели ярким румянцем. Ее зеленые глаза будили в душе Джека смелые мечты и желания, манили его.
Джек провел рукой по волосам Энни, и их губы вновь слились в поцелуе.
Джек смертельно устал, не покидая седла уже двое суток, поскольку хотел как можно скорее добраться до Веллингтона, найти священника и привести его к Энни. Следовало торопиться: Патрик О’Конелл был в городе, он мог услышать что-нибудь о деятельности и образе жизни будущего деверя и настроить против него свою сестру. Этого нельзя допустить!
Джек чувствовал, что уже не в силах отказаться от этой девушки. У него сладко щемило сердце, когда он думал об Энни. Он все еще ощущал вкус ее мягких губ, помнил бархатную нежность кожи, сладостные изгибы ее тела… Все вокруг напоминало о ней: запах трав рассказывал о терпком аромате ее волос, в шелесте листьев ему слышалось шуршание нижних юбок, и он представлял, как снимает их одну за другой, а его любимая смотрит на него сквозь опущенные ресницы; на губах ее та самая счастливая улыбка, которую он увидел после их первой и пока единственной ночи…
Джек чуть слышно застонал, конь под ним удивленно повел ухом и сбавил шаг, так что пришлось пришпорить его, чтобы восстановить темп. Сейчас, в двух-трех милях от города, начиналась самая опасная часть дороги, и необходимо было проехать ее побыстрее. Здесь ставились засады на одиноких европейцев, необдуманно пустившихся в дорогу без охраны. Конечно, это были вынужденные меры защиты, потому что англичане творили иногда страшные вещи в маорийских поселениях, и тогда невинные заложники становились единственной гарантией безопасности для туземцев. «Как вообще может все испортить человеческая низость, – думал Джек, приближаясь к городу. – Все достижения первооткрывателей, благородные устремления миссионеров были перечеркнуты жадностью и разнузданностью военных, которые должны защищать мирных переселенцев, а на самом деле грабят, убивают туземцев, забирают в наложницы самых красивых девушек, а потом выбрасывают их, как увядшие цветы. Такое положение дел не может не возмущать аборигенов, и они сопротивляются, как могут». Но, несмотря на свое сочувствие к дикарям, Джеку совсем не хотелось попасть сегодня в западню. Поэтому он пустил коня вскачь, тем более что оставалось преодолеть только спуск с горы, под которой уже предстал городок с его деревянными мостовыми, двумя трактирами, церковью и целой кучей домов и домишек, растущих как грибы, заставляя город раздаваться во все стороны, как подошедшее тесто.
Внезапная боль в боку, громкое ржание коня, стремительное падение и спасительное беспамятство
