обзавелась друзьями. Меня ценили за то, что я недавно из Англии, и за любознательность. Холостяков и предприимчивых семейств, с которыми я исколесила сотни миль по родезийским дорогам, было без счету, но, вернувшись на родину, я сохранила отношения только с одним семейством. Они как бы остались представительствовать за всех: тамошние похожи друг на друга, словно кучки идолов, разбросанные по пустыне.
Я виделась с Джорджем еще раз — в Булавайо, в гостинице. Мы пили виски со льдом и говорили о войне. Экспедиция Скелетика тогда решала, оставаться им в Африке или ехать домой. Они докопались до самого интересного, и, выберись я к ним в Зимбабве, Скелетик погулял бы со мной при лунном свете по развалинам храма, и я, может статься, увидела бы, как призраки финикийцев мелькают то впереди, то на стенах. Я не вовсе раздумала выйти за Скелетика: пусть только сначала доучится. Надвинувшаяся война висела у всех над душой, и я говорила об этом Джорджу, когда мы сидели и пили виски на гостиничной веранде под жгучим и ярким зимним солнцем африканского июля.
Джордж любопытствовал насчет моих отношений со Скелетиком. Он расспрашивал меня добрых полчаса и отстал лишь после моих слов:
— Джордж, ну что за напор?
Тогда он вдруг разволновался и сказал:
— Война не война, а я отсюда сматываюсь.
— От жары то ли еще на ум взбредет, — сказала я.
— Сматываюсь в любом случае. Я уйму денег просадил на этом табаке. Дядька мой уже с ума сходит. Такие здесь колонисты все мерзавцы: не угодишь им — со свету сживают.
— А как же Матильда? — спросила я.
— Что с ней сделается, — сказал он. — У нее сто человек родни.
Я уже слышала, что родилась девочка. Говорили, черная, как уголь, и копия Джорджа. И будто бы Матильда уже носит следующего.
— А как же с ребенком?
Он ничего на это не сказал. Он заказал еще виски и долго помешивал в своем стакане.
— Тебе двадцать один исполнилось, а ты меня не пригласила? — выговорил он наконец.
— Да я ничего не устраивала, Джордж, никак не отмечала. Ну, выпили рюмку-другую — Скелетик, два старых профессора с женами и я, понимаешь, Джордж.
— На день рождения не позвала, — сказал он. — Вот Кэтлин мне все время пишет.
Это он врал. Писала-то Кэтлин мне, и довольно часто, предупреждая при этом: «Не говори Джорджу, что я тебе пишу: он обидится, а мне сейчас вовсе не до него».
— Ну вы же, — сказал Джордж, — вообще плюете на старых друзей, что ты, что Скелетик.
— Ну, Джордж! — сказала я.
— Вспомни, как мы дружили, — сказал Джордж. — Нет, ты вспомни, как мы дружили. — Его большие карие глаза налились слезами.
— Мне вообще-то надо идти, — сказала я.
— Да погоди ты. Погоди меня бросать. Я тебе кое-что расскажу.
— Хорошее что-нибудь? — И я изо всех сил улыбнулась. Ему всегда и на все требовалась повышенная реакция.
— Сама не понимаешь, какая ты везучая, — сказал Джордж.
— Да ну? — огрызнулась я. Иногда мне тошно становилось слушать, что я такая везучая. Бывало, украдкой пробуя писать о жизни, я понимала, чего стоит все мое везение. Когда в моих писаниях жизнь снова и снова не укладывалась и не изображалась, меня все больше затягивала, несмотря на мое беспечное житье, неутолимая тоска по ненаписанному. И так в бессильных писательских потугах я наливалась ядом, который отравлял мне день за днем и брызгал на Скелетика или вообще на кого попало.
— Ни с кем ты не связана, — говорил Джордж. — Хочешь — приходишь, хочешь — уходишь. И все время что-нибудь подвертывается. Ты свободна — и сама не знаешь своего счастья.
— Помалкивал бы насчет свободы, — отрезала я. — У самого-то богатый дядюшка.
— А я ему надоел, — сказал Джордж. — С него вроде хватит.
— Ну и что, у тебя еще все впереди. Что ты хотел мне сказать?
— Секрет, — сказал Джордж. — Помнишь, у нас бывали с тобой секреты?
— Бывали, бывали.
— Ты меня продавала?
— Ну что ты, Джордж. — По правде-то я не помнила ни одного из бессчетных секретов школьных дней или даже более поздних.
— Так вот, это секрет, учти. Уговор — не выдавать.
— Договорились.
— Я женат.
— Джордж, ты женат? На ком это?
— На Матильде.
— Какой ужас! — выпалила я, не подумавши, и он согласился.
— Да, ужасно, а что было делать?
— Со мной мог посоветоваться, — важно сказала я.
— Я тебя на два года старше. Нужны мне твои советы, Иголка сопливая.
— Тогда и сочувствия не жди.
— Ничего себе друзья у меня, — сказал он. — Сколько лет, можно сказать, прожили бок о бок…
— Ну, Джордж, бедняга! — сказала я.
— Тут на трех белых мужчин одна белая женщина, — сказал Джордж. — В глуши и вовсе не увидишь белой, а увидишь — так она тебя не увидит. Что мне было делать? Мне нужна была женщина.
Меня чуть не стошнило. Я получила суровое шотландское воспитание, а фраза «Мне нужна была женщина», которую Джордж к тому же два раза повторил, была омерзительно дешевая.
— Матильда прямо осатанела, — сказал Джордж, — после того, как вы со Скелетиком нас навестили. У нее друзья — миссионеры, так она собрала вещи — и к ним.
— Ну и пусть бы, — сказала я.
— Я кинулся за ней, — сказал Джордж. — Она долбила: женись, женись, я и женился.
— Какой же это секрет, — сказала я. — Такие новости о смешанных браках мигом облетают всю окрестность.
— Об этом я позаботился, — сказал Джордж. — Может, я и свихнулся, но я ее все-таки повез в Конго, там и поженились. Она обещала держать язык за зубами.
— Ну и как же, ты ведь не можешь теперь улизнуть и бросить ее? — спросила я.
— Нет, я отсюда сматываюсь. Хватит с меня этой женщины и этой страны. Я понятия не имел, каково оно окажется. Два года в здешних краях и три месяца женатой жизни меня доконали.
— Ты что, разведешься с ней?
— Нет, Матильда католичка. Она развода не даст.
Джордж здорово набрался виски со льдом, и я от него не особенно отстала. Его карие глаза заблестели и переполнились, когда он рассказывал, как дядя воспринял его злосчастье.
— Только я ему, конечно, не написал, что женился, это было бы для него слишком. Он все-таки старый колонист и закоренел в предрассудках. Я написал, что у меня ребенок от цветной и что будет еще один, и он меня понял. И сразу прилетел на самолете — несколько недель тому назад. И назначил ей постоянное пособие — лишь бы не трепалась про меня направо и налево.
— И она не будет?
— Конечно, не будет, а то денег не получит.
— Но она ведь твоя жена и в любом случае может требовать с тебя свое.
— Будет требовать как жена — получит гораздо меньше. Матильда знает, что делает, она такая жадина. Нет, она не будет трепаться.
— Только, Джордж, ты же не сможешь теперь снова жениться?
— Не смогу, если она не умрет, — сказал он. — А она здоровая, как вол, хоть запрягай.
