– Что вы у нас спрашиваете! Вы хозяин журнала – вы и решайте.
Вот он и решил.
Разумеется, о печатании говорить рано. Но хоть деньги будут.
Я подумала сегодня, глядя на его движения, лицо, видя его прямой, решительный взгляд, сжатые губы, что он тоже, как сказал Пастернак о Маяковском, «весь в явлении», а не в намерении, «феноменально определенный», как тот же Пастернак сказал о Шопене.
Быстро, точно, летуче, как-то даже элегантно движется. Красота его именно в движениях, в быстрых переменах лица: то сосредоточенность, сжатый рот, глаза сверкнули, шрам на лбу виднее – то вдруг совсем распустил лицо в пленительной, открытой улыбке, глаза исчезли, сощурившись, одни зубы сверкают, молодой хохот.
Туся когда-то сказала о Барто: в ней больше энергии, чем света. Этого Бог создал так, что в нем пополам энергии и света. Столько энергии, чтобы не дать загасить свой свет.
Иногда кажется – и читая его – и глядя на него, – что, может быть, энергии все же чуть больше, чем света (рационализм в его прозе, желание все упорядочить, всем распорядиться – в жизни).
О письме Алигер ко мне сказал: До сердца ей Ваше слово не дошло.
«Я к Вашему делу этому отношусь как к своему»18.
Вчера он целый день провел в Союзе у Воронкова. С Твардовским. Оказывается, это – «левая» Секретариата: Воронков, Сартаков (!?)19 и Твардовский. И они «хотят ему помочь». Все-таки все вымогали у него документ против Запада, даже Твардовский. Он опять отказался. И Твардовский хотел от Воронкова получить разрешение печатать «Раковый корпус»… И они с Твардовским прошагали в «Новый Мир» и Твардовский велел сдавать в набор 8 глав «Ракового корпуса»!
Солженицын собирается торговаться за 11.
И сборник он сдает в «Советский писатель» через Твардовского, который напишет предисловие… Ал. Ис. включил туда и «Правую кисть», и «Крохотки» – воображаю морды Карповой и Лесючевского! 20
И на главном направлении плохо: в «Новом Мире» «Раковый корпус» отложен.
Так хочется ему здоровья, силы, счастья – сил, сил, сил.
Накануне отъезда к себе в скворечник Ал. Ис. виделся с Александром Трифоновичем. Пересказывал разговор с ним (как Федин кинулся ему на шею). Уехал – и Твардовский сразу начал его разыскивать по срочнейшему, наиважнейшему делу. Вероника21 дала телеграмму в Рязань. Его там нет. Оттуда приехала, узнавать что и как, Наталья Алексеевна. И пришла к нам.
Круглая головка, круглые плечи, округлые руки, хорошенькое личико, голубенькие глазки. И в противоположность этой круглости – резкие движения, резкий голос, обрывистость речи. Раздевается в передней рывками, уходя – натягивает перчатки угрожающе. Других недослушивает и сама говорит восклицательно и без большой связи. Очень возбуждена.
Разумеется, время тревожное и есть основания для страха за лучшую голову в России.
Но в ее возбуждении и тревоге что-то устойчивое, постоянное, не сегодняшнее.
Она вошла со словами:
– Не скрывайте от меня ничего.
А нам скрывать нечего. Мы сами ничего не знаем, кроме того, что погода плохая.
Она пошла звонить откуда-то Твардовскому и потом позвонила нам:
– Шеф сказал, что никогда еще не было Ал. Ис-чу так необходимо приехать, как теперь. Ничего не объяснил: «Разговор не телефонный».
Значит, изобретено для него что-то самое плохое. Что?
Оказывается, Supplement к Times^22 напечатал отрывки из «Ракового корпуса».
Но не для этого вызвал его Твардовский.
Он предъявил ему следующую телеграмму:
«НМО 1 77 Франкфурт на Майне 42 9 16.20 Твардовскому Новый Мир.
Ставим вас в известность, что Комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад еще один экз. Р. К., чтобы этим заблокировать его публикацию в Н. М. Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу. Редакция журнала Грани».
Ал. Ис. пришел ко мне в комнату, прочел мне эту телеграмму и тот текст ответа, на котором настаивает Твардовский: послать в «Грани» и в «Лит. газету».
Что вот, мол, узнав о телеграмме из «Граней», он, Солженицын, протестует против печатанья там этого романа.
Меня все это очень ошарашило и смутило.
Сейчас, именно сейчас, все деятели типа Михалкова – Тельпугова23 жаждут, чтобы в печати появился какой-нибудь протест Солженицына против Запада. Того же домогается давно и Союз писателей, и Федин.
Разумеется, Солженицын не хочет, чтобы его роман публиковался в «Гранях». Он об этом давно говорил. Но ведь «Лит. газета» не напечатает протеста в обе стороны: против КГБ, переправляющего наши рукописи в НТС (вот комментарий к последнему процессу!), и против «Граней». Останется лишь одна сторона.
Я спросила, что же сделал Твардовский, чтоб выяснить, кто такой Виктор Луи и почему ГБ переслал рукопись на Запад.
Оказывается, ничего. Написал докладную Демичеву24 о телеграмме. И все. И теперь неистово требует от Ал. Ис., чтобы тот «доказал свою «советскость»» и «не подводил «Новый Мир»».
И тут я поняла, что надо и чего не надо. Я сказала, что односторонней телеграммы не надо ни в коем случае, двустороннюю не напечатают, а надо требовать прежде всего рассмотрения действий КГБ и Виктора Луи. И подлинности телеграммы.
Я очень сама была смущена своим ответом. И вдруг по его лицу – благодарному, осветившемуся – я поняла, что попала в точку.
– Спасибо вам, – несколько раз говорил он, появляясь и исчезая в течение дня, – я вам так благодарен.
И еще взял у меня для личного письма к Твардовскому заглавие одной дурацкой детской книжки «В какие игры играют тигры».
– Мы-то ведь не тигры, – сказала я, – зачем нам играть в эти подлые игры?
Приехал рано и ждал, когда я встану, чтоб показать. «Здесь ничего нет поэтичного».
Я прочла.
За это время случилось вот что: выяснилось, что в «Times», в «Literary Supplement», отрывки из
