детям, с которыми легко поладить, и она утверждала это не потому, что была необъективна. Так и быть, ладно, признала она, быть может, она немного необъективна. Но как учитель она проводила время с множеством разных детей и знала, о чем говорит. Бен умный. У Бена искрометное чувство юмора. Бен обладал добротой от природы. Бен вежлив. Бен — отличный мальчик, и ее сводила с ума мысль о том, что Кит слишком тупой, раз не видит этого.
Она действительно хотела бы оказаться сейчас в доме и заняться… чем-нибудь. Чем угодно. Даже стирать белье интереснее, чем сидеть здесь. Здесь у нее появилось слишком много времени для размышлений. Не только о Бене, но и о Нане. И о том, сможет ли она преподавать в этом году. И даже об удручающем состоянии ее личной жизни — это не переставало ее расстраивать. Как чудесно, думала она, было бы встретить какого-то особенного человека, с которым она могла бы вместе смеяться, который любил бы Бена так же сильно, как она! Или даже встретить мужчину, с которым она могла бы сходить на ужин или в кино. Нормального мужчину, который не забывает класть салфетку на колени в ресторане и периодически открывает перед ней дверь. В этом нет ничего сверхъестественного, правда? Она не солгала Мелоди, когда сказала, что в городе у нее небольшой выбор. Она первая была готова признать, что чересчур разборчива, но все же, если не считать Адама, она то и дело в выходные сидела дома весь прошедший год. Сорок девять из пятидесяти двух уик-эндов. Она была не настолько разборчива, это точно. Просто Адам оказался единственным мужчиной, который пригласил ее на свидание, а потом по причине, которой она до сих пор не понимала, вдруг перестал звонить. Это и положило конец ее любовным похождениям за последние годы.
Большое дело, подумаешь! Она так долго жила одна, что и теперь продержится. К тому же в основном это ее не беспокоило. И если бы сегодня день выдался не такой невыносимо жаркий, это вряд ли беспокоило бы ее сейчас. Что определенно означало: ей пора освежиться. Иначе она скорее всего начнет думать о прошлом, а его она ворошить не хотела. Нащупав пустой стакан, она решила принести еще ледяной воды. И раз уж она отправится в дом — маленькое полотенце, чтобы подложить под себя на кресло.
Поднявшись с места, она оглядела пустынную подъездную аллею, усыпанную гравием, нацарапала записку со словами, что вернется через десять минут, и прикрепила ее к входной двери кабинета. Снаружи палило солнце, заставляя ее пробираться к дому, в котором она выросла, под тенистыми ветвями старой магнолии. Построенное около 1920 года, их жилище напоминаю широкий и низкий фермерский домик, окаймленный большой верандой, с резным молдингом у крыши. Задний двор, закрытый от питомника и кабинета высокой живой изгородью, затеняли гигантские дубы, а на земле лежали настилы из досок. Поэтому обедать и ужинать там было одно удовольствие. Должно быть, когда-то давно это место отличалось великолепием, но, как и многие другие сельские дома близ Хэмптона, их дом пострадал от времени и ударов стихии. Теперь веранда просела, полы скрипели, а когда налетал достаточно сильный ветер, бумаги слетали со столов даже с закрытыми окнами. Внутри дело обстояло примерно так же: прекрасная крепкая основа, которая все же требует обновления, особенно на кухне и в ванных комнатах. Нана знала об этом и то и дело твердила, что нужно что-то с этим делать, однако это всегда откладывалось в долгий ящик. Кроме того, Бет должна была признать, что это место до сих пор обладало своеобразным шармом. Не только задний двор (который и правда был оазисом), но и сам дом. Долгие годы Нана захаживала в антикварные магазины, она отдавала предпочтение французскому искусству XIX века. Еще она часто проводила выходные на домашних распродажах, копаясь в старых картинах. Она знала толк в картинах в принципе и подружилась с владельцами не одной галереи на Юге. Картины украшали почти каждую стену в доме. Как-то раз забавы ради Бет набрала фамилии некоторых художников в «Гугле» и узнала, что другие их работы висят в Метрополитен-музее в Нью-Йорке и библиотеке Хантингтона в Сан- Марино в Калифорнии. Когда она поведала Нане о том, что обнаружила, та подмигнула ей и сказала: «Это все равно, что потягивать шампанское, правда?» За витиеватыми фразами Наны скрывалось ее природное чутье, острое как бритва.
Когда Бет дошла до веранды и открыла дверь, ее обдало потоком прохладного воздуха, который действовал так освежающе, что она задержалась на пороге, наслаждаясь этим ощущением.
— Закрой дверь! — крикнула Нана. — Ты выпускаешь воздух. — Она повернулась в кресле, окинув взглядом Бет. — Ты выглядишь так, как будто тебе жарко.
— Мне жарко.
— Полагаю, в кабинете сегодня как в печке.
— Думаешь?
— Думаю, надо было открыть дверь в питомник, как я тебе и говорила. Но это мое мнение. Что ж, заходи и охладись немного.
Бет подошла к телевизору.
— Ну, как дела у «Брейвз»?
— Как у пучка морковки.
— Это хорошо или плохо?
— А морковки умеют играть в бейсбол?
— Наверное, нет.
— Вот тебе и ответ.
Бет улыбнулась, направившись на кухню. Нана всегда раздражалась, когда «Брейвз» проигрывали.
Из морозилки она достала форму для льда и вытряхнула из нее пару кубиков. Бросив их в стакан, она наполнила его и с удовлетворением сделала долгий глоток. Осознав, что она еще и голодна, она взяла банан из миски с фруктами и отправилась назад в гостиную. Она облокотилась о подлокотник дивана, почувствовав, как пот испаряется с кожи, оставляя приятный холодок. Она наблюдала, то за Наной, то за игрой. Ее так и подмывало спросить, сколько раз мяч коснулся земли в зоне соперника, но она знала, что Нана не оценит такую шутку. Во всяком случае, не тогда, когда «Брейвз» играют, как пучок морковки. Взглянув на часы, она вздохнула, поняв, что пора возвращаться в кабинет.
— Было приятно повидать тебя, Нана.
— Тебя тоже, дорогая. Не перегрейся.
— Постараюсь.
Бет вернулась в кабинет при питомнике, с разочарованием отметив, что на парковке нет ни одной машины, а это значило, что хозяева до сих пор не явились. Зато по дорожке шел какой-то мужчина с немецкой овчаркой. За ним поднимались клубы пыли, а собака двигалась, понурив голову и высунув язык. Она задумалась, что они делают на улице в такой день. Сегодня даже животные нос не высовывают из дома. Вспомнив все предыдущие визиты хозяев, она поняла, что впервые видит, как кто-то пешком ведет собаку к питомнику. Не только это показалось ей странным: кто бы ни был этот человек, он не позвонил, чтобы договориться о встрече. Люди, привозившие собак на дрессировку, всегда звонили.
Подсчитав, что они дойдут до кабинета почти одновременно, она помахала рукой в знак приветствия и удивилась, когда мужчина остановился и уставился на нее. Собака сделала то же самое, навострив уши, и Бет тут же пришло в голову, что пес очень похож на Оливера — немецкую овчарку, которую Нана привела в дом, когда Бет было тринадцать. У него были такие же черно-коричневые отметины на шкуре, тот же наклон головы, та же манера принимать устрашающий вид в присутствии незнакомцев. Не то, чтобы она когда- нибудь боялась Оливера. Днем он был по большей части собакой Дрейка, а ночью всегда спал у ее кровати, успокаиваясь благодаря тому, что она рядом.
Отвлекшись на воспоминания о Дрейке и Оливере, она не сразу заметила, что мужчина до сих пор стоял не шелохнувшись. И ничего не говорил. Странно. Быть может, он ждал Нану. Поскольку его лицо было в тени, она не могла сказать точно, да и какая разница. Подойдя к двери, она сняла записку, открыла дверь и прислонила к ней подпорку, чтобы она не закрылась. Бет подумала, что он сам зайдет в кабинет, когда захочет. Она подошла к стойке, увидела виниловое кресло и только потом осознала, что забыла полотенце. Прекрасно.
Решив подготовить документы для незнакомца, чтобы тот мог оставить собаку, она вытащила лист бумаги из шкафа и прикрепила его к планшету. Она покопалась в столе в поисках ручки и выложила все на стойку в ту самую минуту, когда незнакомец с собакой вошли. Он улыбнулся, их глаза встретились, это был один из тех редких моментов в ее жизни, когда она не знала, что сказать.
Дело было не в том, что он смотрел на нее, а как он смотрел. Как безумно это ни звучало, он
