истоков.
Эта смесь испано-французской крови, несомненно, оказывала энергетическое влияние на весь характер будущего мага. Южная испано-цыганская кровь постоянно побуждала его бросаться в опасные приключения и авантюры и, безусловно, подстрекала его неутолимую страсть ко всему магическому, а северная французская действовала отрезвляюще, питая ту рационалистичность и склонность к систематизации, проявившиеся как во врачебной практике, так и в литературном творчестве Папюса. На эту тему можно рассуждать долго, но, как бы то ни было, не вызывает сомнения лишь одно: «безрассудность» испанской крови уравновешивалась «рассудочностью» крови французской. И эта безрассудно-рассудочная доминанта прослеживается в характере мага на протяжении всей жизни в качестве его главной составляющей.
Так или иначе, но уже с юных лет молодой Жерар выказал всепоглощающий интерес к мистико- оккультной литературе, целые дни просиживая в Парижской национальной библиотеке и штудируя книги по различным направлениям оккультизма, таким, как каббала, Таро, магия, алхимия и хиромантия, а также труды известных западноевропейских мистиков — Элифаса Леви, Пауля Кристиана, Гере Вронского и других, к которым испытывал внутреннюю страсть. Такое усердие в изучении сакральных наук не осталось незамеченным, и вскоре юноша познакомился со многими эзотериками, которые ввели его в свой Круг. Один из них, Анри Делаж, даже добился того, чтобы молодого человека посвятили в члены тайного общества мартинистов, основанного в XVIII веке руководителем масонской ложи Мартином де Паскуалем и его учеником и последователем Луи Клодом де Сен-Мартеном. Правда, обряд посвящения прошел весьма буднично и на удивление просто: юноше возложили на голову особый масонский крест, произнесли посвятительные слова на латыни, и на этом инициация завершилась. Будущий маг был явно обескуражен. Его душа жаждала пышных, торжественных церемоний при свечах под мрачными сводами зала, каких-то таинственных заклинаний, которые бы окрыляли душу и возносили ее над бренным миром, а подобная обрядная будничность ему явно претила.
Здесь придется сделать маленькое отступление и немного просветить читателя относительно того, что же представляет собой мартинизм, который благодаря усилиям Папюса и его соратников превратился на рубеже веков в мощное эзотерическое течение, в чьих рядах числились известнейшие личности Европы и России; кроме того, это поможет прояснению и самой атмосферы «эзотерического бума», охватившего Европу в конце XIX века и представлявшего собой пеструю смесь самых разных эзотерических школ и учений, боровшихся, так сказать, за влияние на умы молодого поколения.
Как сказано выше, термин «мартинизм» снизан с появившимися во Франции в XVIII веке мистическими и оккультными идеями, глашатаями коих выступили вышеназванные Мартин де Паскуаль и Луи Клод де Сен-Мартен (которого называют то Святым Мартином, то «Неизвестным философом» — по названию его главных трудов).
Мартин де Паскуаль (1724–1774) считается основателем оккультной масонской ложи, носившей название орден Избранных Коэнса («коэнсы», или «кохансы», — так называли в Древнем Египте представителей высшего жреческого сословия) и действовавшей вокруг Бордо. Орден практиковал одну из разновидностей церемониальной магии, где использовались золотые украшения и совершался (обычно в дни равноденствия) многоступенчатый ритуал с обращением к светлым духам и проклятием по адресу темных сил, цель которого — воссоединиться с тем, что Паскуаль называл «активным интеллектуальным началом». После смерти Паскуаля орден распался, однако его идеи оказали значительное влияние на развитие оккультного масонства, что стало возможным благодаря ученикам Паскуаля, ставиши членами других сообществ.
Луи Клод де Сен-Мартен (1742–1803), вступивший в орден Паскуаля в 1768 году, больше известен как автор серии книг под общим названием «Неизвестный философ». В основе его доктрины лежит та мысль, что человек как таковой неизмеримо важен в структуре жизни и Вселенной, — мысль, которую он выразил следующим образом: «Функция человека отличается от функций других живых существ тем, что человек призван навести порядок во Вселенной».
Сам того не ведая, человек в действительности обладает невероятными силами, ибо «создан из удивления, желания и разума», а высшим критерием его совершенства, поднимающим его над всеми тварями земными, является способность возражения, способность создавать себе образы, представления и понятия, дающая ему возможность прозревать суть, скрытую за повседневностью: «Хотя человеческие глаза и покрыты шорами, те понятия, которые человек себе формирует, дают ему силу видеть сквозь эти шоры». Большинство людей, говорил Сен-Мартен, — это вялые и безучастные создания, они бездумно пасутся на пастбище жизни, словно овцы на лугу, и думают, что ничего нельзя поделать, что повседневность подобна тюрьме, из которой можно сбежать только одним способом — принимая наркотики, алкоголь или наложив на себя руки. «Величайшая проблема человека — это его пассивность, подобная гипнозу, — пишет он, — хотя на самом деле двери всегда открыты». Началом освобождения человека служат те краткие моменты ощущения свободы, которые он переживает в кризисных ситуациях или в религиозном экстазе. Именно эти мгновения экстаза и краткие «проблески свободы», о которых писал Сен- Мартен, стали со временем краеугольными камнями европейского романтизма, став источником вдохновения для таких мастеров слова и музыки, как Гёте, Шиллер, Шелли, Берлиоз и другие.
Собственно, Паскуаль и Сен-Мартен как учитель и ученик представляют собой единое целое, а если и есть между ними какая-то фундаментальная разница, то она лишь в том, что первый являлся ярым защитником и апологетом практической или, как он сам выражался, «оперативной» магии, которую он рассматривал как единственное действенное средство для «воссоединения» человека со своими духами- покровителями. Второй же отдавал предпочтение внутреннему самосовершенствованию индивидуума и постепенному развитию его духовных способностей, отводя контактам с духовными существами более чем скромную роль.
В отличие от своего учителя Сен-Мартен сомневался, что его книги будут понятны большинству читателей, и считал, что их будут читать лишь немногие избранные. Но он ошибся. Через несколько лет после его смерти мартинизм стал одним из самых мощных европейских движений, причем до такой степени, что многие выделяют его в отдельное, не зависимое от розенкрейцерства, и масонства течение, забывая при этом, что в его основу положены те же принципы, что и у розенкрейцеров: познание сокрытых законов природы и поиск «дверцы», позволяющей проникнуть в «потусторонние», духовные миры.
В ряды этого движения и влился начинающий маг, который, следуя известной оккультной поговорке: «Хочешь высоких посвящений, изобрети их сам!» — вскоре полностью обновил это (в общем-то ничем особым не выделявшееся на общем эзотерическом фоне) учение, придав ему новые жизнь и силы.
Благоприятная возможность для этого представилась уже в годы учебы на медицинском факультете Сорбонны. Удивительно то, что занятия медициной нимало не сказались на пристрастии Жерара к оккультным наукам, и, основательно осваивая азы академических знаний, он находил время и для оккультизма, и для активного участия во многих оккультных организациях. На факультете он познакомился с другим студентом, Огюстом Шабюссо, таким же страстным поклонником мистики, как и он сам, и молодые люди, быстро подружившись, решили, не откладывая дела в долгий ящик, провести в жизнь весьма амбициозный план — объединить разрозненных мартинистов в новый орден и придать всему движению дотоле невиданный размах.
На заседании будущих «тайных братьев» Жерар объявил, что в его руках находятся оригиналы произведении самого Паскуалиса, как называли члены ордена его основателя — Мартина де Паскуаля, содержащие якобы описание секретных ритуалов посвящения. Так это или не так, сейчас сказать трудно, но в какой-то мере это могло оказаться правдой. Известно, что дед по материнской линии Анри Виконта Делажа (близкого друга Папюса в эти годы) был введен в орден непосредственно самим Святым Мартином (Делаж и сам в 1887 году предпринял попытку самостоятельно восстановить орден) и у него могли сохраниться
