Стасовом коттедже на Рублевке. Вроде все обычно. Однако всем своим нутром, спинным мозгом чувствую: что-то изменилось, где-то произошел сбой программы. Жизнь надломилась, стала какой-то бессмысленной и бесполезной.
16:45. Квартира на проспекте Вернадского. Мы кончили одновременно и теперь сидим всклокоченные и потные на кровати, наконец-то отцепившись друг от друга.
– Ну, – вдруг говорит Бурзум, – и как же мы будем дальше?
– Что ты имеешь в виду? – Я тщетно пытаюсь делать вид, что не догоняю, о чем это она.
– Так и будем заниматься сладким адюльтером на постоянной измене перед законными супругами? – Бурзум уходит на кухню и возвращается с тарелочкой пирожных, купленных утром в Delifrance.
– Нам нужно время, – только и получается у меня.
– Время?! – неожиданно Бурзум с размаху швыряет в меня едва надкушенным эклером, и я понимаю, что она в бешенстве. – Какое, к ебеням, время?!
Слезы на ее глазах. Она отворачивается.
– Понимаешь, после того случая, когда Веня ударил меня, а ты сидел и… Я больше не могу уважать тебя… Миф рушится на глазах, ты больше не бог, Мардук!
– Кто же тогда?
Бурзум пытается крепиться, но слезы не остановить.
– Так, какая-то хуйня из мрачной готической сказки. Мелкий и подлый персонаж.
– И у подлецов есть сердце. – Я не знаю, что надо говорить. Хочется вскочить и броситься прочь. Силой воли удерживаю себя на месте.
– Может быть… Только что за дело до них главной героине? – Бурзум все же берет себя в руки и перестает плакать. – Веня любому глотку за меня перегрызет… А ты…
– Я тоже, – понимаю, что несу чушь, но остановиться невозможно.
Бурзум поднимается с кровати, медленно, немного картинно одевается.
– Я пойду, поздно уже, – она говорит тихо, едва слышно.
– Я провожу, – вскакиваю, начинаю суетливо бегать, собирая раскиданную одежду.
– Не надо, – Бурзум говорит излишне спокойно, словно бы безучастно. – Я не хочу.
18:20. Одинокий, измотанный, выбираюсь на улицу. «В любом обломе всегда есть место для кайфа, – копошатся грустные мысли. – Приятные ощущения немного суицидальной направленности». В воздухе пахнет приближающимся дождем. Поистаскавшаяся публика, как обычно нетрезвая, весело шарится по городу. «Вы с радостью, я с ненавистью», – думается мне.
38
Бурзум пропала! Ее нет нигде, ни в офисе, ни дома, ни в клубах, ни у знакомых. Вяло посещаю текущие рабочие заседания. Большую часть дня сижу дома, смотрю спутниковое ТВ, все каналы подряд. Каждый вечер, окрыленный надеждой, устремляюсь на поиски. Результатов – ноль, часам к трем ночи, понимая, что все напрасно, ложусь спать. Иногда пью со знакомыми и в одиночку. Никакие другие средства, кроме алкоголя, организм не принимает.
12:10. Федосов звонит на мобильный, наверное, в сотый раз.
Вспоминаю, что не так давно (по-моему, числа девятого) на трубку позвонил ее муж. Интересно, откуда у него мой номер? Представляю, как Веня рылся в ее записных книжках, с аккуратной ненавистью выписывая каждый, кажущийся подозрительным, номер.
– Сука, я и не узнал тебя тогда. А ведь это ты.
– Да.
– Если бы узнал, пиздец тебе.
– Это все, что ты хотел сказать? До свиданья.
Веня торопится, пока я не положил трубку:
– Нет, нет, извини, я просто хотел узнать, как же ты мог, как ты смел, девочку мою?! Ты же вор, Мардук, ты сука, убогая тварь, я встречу тебя…
– Я вешаю трубку…
– Нет, погоди, нет, я хотел спросить…
– Что?
– Бурзум сказала, что вы спали всего один раз, это так?
Я молчу. Размышляю. «Один раз, да? Все наши взаимоотношения она свела к мелкому случайному траху? Дудки!» – в моем мозгу плавятся воспаленные мысли.
– Веня, ты маленький наивный мальчик.
– Что, не один?
– Нет. Не один, не два и не три, а сто тысяч раз. Понимаешь, сто тысяч! По-всякому. Во всех возможных позах, со всеми возможными извращениями! Понятно, понятно тебе, убогое животное? И не звони больше, мне не нравится твой голос.
В телефонной трубке уже несколько минут блеет Федосов:
– Когда же мы встретимся? Нам необходимо пообщаться. Столько тем надо обсудить. Вот, например, бартер с радиостанциями. По-моему, это очень неплохой вариант…
– Конечно, Ваня, конечно. Просто меня сегодня не будет в офисе, я заболел. Наверное, чем-то отравился.
– Отравился? Вчера у тебя начинался грипп…
– Нет, это явное отравление, знаешь, когда постоянно хочется блевать. – Я загадываю, чтобы инвестор испарился. – Вот сейчас меня точно вырвет.
– Не буду напрягать. – Видимо, он поддается зомбированию. – Ну, до свиданья, поправляйся.
15:45. Я все же добираюсь до офиса. Марина приносит ворох бумаг, которые надо подписать.
– Бурзум не появлялась, может, звонила?
– Нет, кроме Федосова и Чабанова, никто не звонил.
– Хорошо, хорошо.
Меня и впрямь начинает подташнивать: «Разве можно кидать человека, ничего не сказав на прощанье, хотя бы: „как ты заебал, сраный урод, не могу тебя видеть, ублюдок“, чтобы легче переживалось расставание».
16:20. Пытаюсь разобраться с документами. Слышу, как хлопает входная дверь. Что-то заставляет меня вздрогнуть. Неужели? Нет, конечно, это просто глюки. Сознание обманывает само себя. Однако на пороге появляется Бурзум. На ней мое любимое длинное черное платье. Кажется, она очень бледная, просто белая.
– Мардук, – она делает несколько шагов в мою сторону.
– Опять Федосов звонит, – сообщает Марина.
– Меня нет. – Я вскакиваю из-за стола, подбегаю к Бурзум, беру ее за руку. – Пойдем отсюда, нам не дадут нормально поговорить.
Мы проходим плохо освещенным институтским коридором и оказываемся на просторной лоджии, погода теплая и безветренная, хотя еще не летняя.
– Я хотела сказать…
В который раз поражаюсь, насколько глубоки ее черные глаза, просто космос!
Не в силах сдержаться, обнимаю ее, целую тонкие предплечья, запястья, худые пальцы.
– Все не очень здорово. – Она целует меня в ответ, немного настороженно.
– Ерунда. – Я сжимаю ее хрупкое тельце, дотрагиваюсь языком до губ, совсем легонько касаюсь шеи, затылка.
– Нет. Нельзя ко всему на свете относиться похуистично, как ты имеешь обыкновение это делать. – Бурзум вздрагивает, когда я прикасаюсь к груди.
