– Я выпью немного? – моя подруга кивает в сторону столиков с халявным шампанским, я пожимаю плечами, мол мне-то какое дело, и оглядываюсь. Оксана Фандера с супругом позируют для светской хроники, Толик Ляпидевский озабоченно высматривает кого-то у женского туалета, главный стилист GQ Игорь Гаранин пожимает мне руку, приветливо улыбаясь.
– Ну, как тут? – роняет он.
– Как видишь, – я делаю презрительную гримаску.
– Вижу, – кивает он в ответ.
Появляется Вероника с бокалом шампанского.
– Определенно не Crystall, – усмехается она.
– Даже не Krug, – улыбается Гаранин, салютуя ей своим бокалом.
Мне становится скучно.
– Пошли уже, – я обреченно киваю в сторону одного из кинозалов.
15
После киносеанса Вероника пребывает в благодушном настроении. В этом отношении она сущий ребенок: поела, попила, посмотрела хорошую сказку со счастливым концом – радости выше крыши. Я, наоборот, еще больше мрачнею, даже ухожу в себя.
Во-первых, на протяжении всего фильма Дэниэл Крейг, с лицом московского оперативника, мочит бандитов, постоянно умирая при этом от разных дикостей, вроде отравления ядами или жесточайших ударов арматурой по яйцам, представь себе, крошка! Просто обалдеть можно!
И это у них считается хорошим фильмом! Мужика раздевают догола и пиздят по яйцам какой-то херней, по-моему, куском бетона на веревочке, со всей дури пиздят, между прочим, детка! Я не понимаю, им что, не хватает реальных ужасов нашей жизни, а, куколка?! В настоящей жизни, в реальности, нам всем угрожают рак и куриный грипп, СПИД и гепатит и еще добрая сотня смертельных заболеваний, тайфуны и землетрясения, экологические катастрофы и террористические акты, а ведь мочить никого не позволяется, ни одного бандита без санкции нельзя завалить, крошка, якобы не имеем права, и все тут, и только судьи, диктаторы и гребаные полевые командиры обладают подобной привилегией!
Во-вторых, примерно через полчаса после начала мне вдруг становится невыносимо скучно. Все эти первые полчаса Дэниэл Крейг гонится за каким-то бомжеватым черным, причем, не знаю, как у кого, а у меня ощущение было такое, будто он гонится потому, что этот ниггер у него мобилу подрезал. В смысле, куколка, там такой product placement этого Sony Eriсsson, что по-другому и не подумаешь. Ну и потом, я заранее знаю, что скажет в тот или иной момент герой, мало того, я знаю, когда следует начинать бояться, а когда уже пора вопить от ужаса.
Ну и, наконец, в-третьих, через ряд от нас я вдруг замечаю свою бывшую любовницу Вербицкую. В прошлом модель, обладательница почти идеальной фигуры и от природы изумительных сисек, лет семь назад Алена Вербицкая осуществила-таки свою детскую мечту – вышла замуж за богатого одинокого английского аристократа преклонных лет. С мужем ей повезло, примерно через год он отправился на ковер к своей ранее почившей супруге. Представляю, сколько там было разборок.
Под словом «там» я, разумеется, имею в виду загробную жизнь, не уточняя, рай это или ад, потому как не нам, смертным, судить о промысле господнем.
Так или иначе, тридцативосьмилетняя русская вдова теперь является обладательницей очень неприличного состояния. Такая, знаешь, куколка, до ужаса интересная тема, вроде родового замка в Шеффилде, особняков в Лондоне и Малибу, личного самолета, телохранителей, маленьких, но безумно дорогих собачек, карликовых лошадей и бегемотиков, ну и так далее, по списку.
Короче, естественно, что сразу после того как ее муженек отправился на небеса, я попытался возобновить отношения. Я почти состояние угрохал на доставку свежесрезанных орхидей, лилий и тому подобного флористического дерьма в Соединенное Королевство, сопровождая посылки милыми записками, иногда в стихотворной форме. В конце концов, я дошел до того, что подгадал время и, когда Алена объявилась на Сочинском кинофестивале в сопровождении Маши Мироновой и какого-то атлетического придурка из массовки, нарисовался там же, вроде бы случайно оказавшись за соседним столиком в ресторане «Radisson SAS Лазурная». Тщетно. Алена лишь улыбнулась и помахала мне ручкой. Она даже не соизволила пообщаться со мной, когда я изящно приблизился к ее столику с бокалом «Манхэттена» в руке и со словами: «Надо же, какие люди!» Она просто отвернулась, и все, глотнула дерьмового шампанского и что-то сказала на ухо атлету. Атлет громко заржал. И с тех пор я ее ненавижу.
Всю вторую половину фильма я таращусь на Вербицкую, стараясь в темноте угадать, изменилась ли она за три года, что мы не виделись, стала ли хуже, пришлось ли закачивать чудесные сиськи силиконом, но тщетно. Из-за этого мрачного фильма, в котором, по-моему, все основное действие разворачивалось лишь ночью да в каких-то погруженных во тьму катакомбах, ну и еще на довольно убогих яхтах, принадлежащих мировому преступному сообществу, в зале ничего не видно, а как только включается свет, она сбегает в обнимку с развязным хлыщом в барбуровской куртке. Ничего, кстати, удивительного, что в мире остается все меньше и меньше по-настоящему консервативных марок, раз даже барбуровские куртки стали носить такие вот неприятные тощие извращенцы с внешностью провинциальных сутенеров!
– Выпьем еще по маленькой, – предлагает Вероника, будто всю дорогу я вместе с ней только и делал, что хлестал «синьку». – Пивка? – предлагает она невинно, будто не знает, что это не мой напиток, и вообще я на диете.
– Только не в этом ужасном торговом центре, – нехотя соглашаюсь я.
– Хочешь, поедем ко мне, – предлагает она, – отварим креветок…
– И я буду запивать их зеленым чаем! – восклицаю я. Не понятно даже, как можно быть настолько невнимательной к другим людям.
– Ну да, ну да, – сокрушенно кивает Вероника, – диета… – Она умолкает, задумывается ненадолго и говорит: – А ты никогда не хотел ее нарушить?
– В смысле, диету?
– Ну да, что тут такого страшного, если ты один раз плюнешь на все и выпьешь пива с креветками?
Она явно находится в благодушном настроении и хочет мне угодить. Но эти неловкие попытки только еще больше раздражают меня.
– Если позволить себе нарушить ее один раз, то потом можно нарушить и второй, и третий, и так далее. Получится не диета, а вольница.
– Да ладно, – машет она руками и ухмыляется.
– Не «да ладно», а точно. Я даже хочу сказать, что основной смысл диеты именно в самоограничении. Это тренировка воли такая. То есть это вроде как пост, только лишенный религиозной составляющей, сечешь фишку, детка? Главное в диете то, что ты отказываешь себе в чем-то, к чему питаешь слабость, к чему привык.
– Значит, ты, можно сказать, постишься.
– Да, можно сказать и так, только я не оборачиваю все это в фольгу из христианской морали. Но по сути это именно так.
– Бедненький, – она пожимает плечами с гримаской легкого отвращения на лице, – издеваешься сам над собой неизвестно зачем!
– Мне лично известно, – бормочу я.
– Жизнь такая короткая, – продолжает она.
– Ага, надо успеть выпить свою цистерну.
– Нет, дурачок, надо просто прожить ее наслаждаясь, а не ограничивая себя.
– Вероника, в который раз я замечаю, что ты совсем не сечешь фишку. Самоограничение есть крайняя форма самореализации. Ее высшая, духовная точка. Именно через самоограничение человек перестает быть животным. И тогда он наслаждается своим просветленным самосознанием.
– Ага, – ей быстро надоедает спор, она знает, насколько я поднаторел в пустословии. – Ну и куда
