– Человека, который подарил мне это, больше нет, – зачем-то говорю я.
Лицо ассистентки вдруг расплывается кляксой, и я вспоминаю тот день, когда Ирина ушла, то страшное утро, удивительно пасмурное небо над Тенерифе, когда я обнаружил ее тело в плетеном кресле на балконе номера люкс роскошного Costa Adeje Grand Hotel.
Мы славно повеселились тогда на этом острове несмотря на глупость обслуживающего персонала и несносную кухню, все эти гофио и мохо, неудачно зажаренные гамбас и чиппирронес.
Мы не скучали, ничуть, хотя подобные отели как один похожи на дорогие дома престарелых, нельзя и шагу ступить, чтобы не наткнуться на почтенную английскую, немецкую или американскую заплесневелую чету. Плевать, мы презрели выходы в свет, мы не посещали рестораны и казино, лишь по утрам я ходил на море, все остальное время мы торчали в номере, снабженные бухлом и неплохим кокаином.
Мы развлекались, покупая местных красоток и мачо, пользуя их как сексуальных роботов, снимая на видео наши безумства, но все же большую часть времени проводили наедине.
Один раз нам удалось подцепить молодую англичанку, вчерашнюю школьницу, сбежавшую от строгости родительской опеки. Семнадцатилетняя оторва в джинсовых мини-шортах и ковбойских сапогах, вздорная грудь – соски торчком, она не была девственна, но все же опыт ее был невелик и ограничивался банальным трахом со сверстниками в грязных клубных сортирах Манчестера. Это было так мило. Она прожила с нами целых три дня и жила бы еще, радуясь бесплатному алкоголю и наркотикам, если бы Ирина в порыве не свойственной ей ревности не вышвырнула девчонку из отеля, впрочем, я думаю, та не расстроилась. Отношение к жизни у нее было поистине английским.
Я вспоминаю то время и мысленно улыбаюсь: ничто, казалось, не предвещало беды. Один только раз, поздней ночью, Ирина сказала мне, глядя на массивы вулканов: «Здесь жизнь настолько спокойна, что уже это вызывает отвращение. Особенно на склоне лет». Тогда я понял, что все время она сильно ощущала свой возраст, пускаясь во все тяжкие, она стремилась забыть о том, что движется к закату. Я понял, что и англичанку Ирина ревновала не ко мне, это было бы чересчур сладко, нет, она приревновала к ее молодости, к тому, чего сама была безвозвратно лишена…
В тот день я вернулся с пляжа так и не искупавшись, дул ветер, и лезть в воду не хотелось. По дороге в гостиницу я зашел в Интернет-салон и проверил почту. В общей сложности меня не было всего часа три, не больше…
Казалось, что Ирина задремала в кресле, на глазах у нее были темные очки, а на столике стояла пустая бутылка Chivas. Я прошелся по поводу ее ежеутреннего пьянства, сел в кресло напротив и только тогда обнаружил пустые упаковки дормикума, валяющиеся под столом. Одна, вторая, третья. Все еще не веря, я дотронулся до ее руки и тут же вскрикнул от ужаса: кожа была холодной и липкой, вялой и до предела мертвой!
А потом начался настоящий кошмар. Полиция и врачи, портье и толпа интересующихся туристов, экстрадиция тела, цинковый гроб, путешествующий вместе со мной в небольшом частном самолете, литры виски и никакой способности хоть каплю захмелеть.
В Москве было еще хуже: допросы, вскрытие и нескончаемые разговоры с ее партнерами и родственниками, панихида, похороны, мерзкая погода. Казалось, тогда все и вся объединились против меня.
Я так и не узнал, что заставило Ирину покончить с собой.
До сих пор она иногда приходит ко мне во снах, сидит рядом, в темных очках, с бутылкой Chivas, и молчит…
– Жаль, – говорит ассистентка и мигом возвращает меня в действительность, – жаль.
Она смотрит серьезно и печально и явно собирается сказать что-то еще, не нужные мне слова, соболезнования и тому подобную лажу, как грозный английский старикан возвращается и, пыхтя, взгромождается на свое место.
– O'key, – только и говорит он и протягивает паспорт со свежей английской визой.
– Thank you, sir, – я выдавливаю из себя подобие улыбки.
20
На следующий день я, наконец, встречаюсь с Егором. Мы сидим с ним в ресторане Bon, что на Якиманской набережной, этот выпендрежник настаивал, чтобы встретились мы именно в нем, он там еще не бывал, представь себе, детка? Вся Москва уже отметилась, а этот тормоз так и не сподобился…
И вот, пожалуйста, за соседним столиком Паша Фэйсконтроль роется в своем ноутбуке, а чуть поодаль Оганезов и Ляпидевский поят каких-то невменяемых америкосов, очень похожих на инвесторов с большими бабками.
– Последнее время мне снятся кошмары, прикинь, приятель, – тяну я, – что за дерьмо?
– Кошмары? – переспрашивает Егор. – Да ладно…
– Вот, например, этой ночью мне такая дикость привиделась, обалдеешь!
– Дикость? – снова переспрашивает мой дружок (это у него манера такая – все переспрашивать, будто сомнению подвергать). – Ага…
– Ты только представь, приятель, мне приснилась какая-то гулянка, типа презентация, вечеринка там или что-то вроде того.
– Ну, тусовочка, одним словом?
– Ну да, ну да, но не то чтобы пафосный эвент, а такой, немного лайт.
– И?
– Ну вот. Короче, приперся я на эту вечерину, стою у бара, бухаю вискарь.
– Вот это правильно, – кивает Егор.
– Бухаю, значит, и тут ко мне подходит телка, вроде знакомая такая, похожа на Ульяну Цейтлину. Мы с ней здороваемся, обнимаемся, целуемся, а она вдруг оглядывает меня критически и говорит: «Ты че, Фил, сдвинулся совсем?»
– Сдвинулся? – опять переспрашивает Егор, хихикая. – Надо же, вы уже столько знакомы, а она это только заметила!
– «Ты че, Фил, сдвинулся?» – значит, говорит она мне. – «Ты че так вырядился-то?!»
– А как ты вырядился? – удивляется Егор. – Без штанов, что ли, припер?
– Да в том-то и дело! Я смотрю на себя, ну все вроде o'k, олимпийка, джинсы True Religion, все нормально, короче. Вот только…
– Что? – Егор делает круглые глаза.
– Да только на ногах у меня не кеды Dior, не кроссовки, там Puma или еще какие, в конце концов, а черные лакированные туфли Bruno Bordese, представляешь?!
– Да, приятель, ну, ты лажанул, ну, ты выдал, – ошарашенно тянет Егор, неодобрительно качая головой, – ну как так, к олимпийке – лакированные туфли нацепить, а?
– Такой кошмар, я там не знал, куда мне деваться, со стыда чуть сквозь землю не провалился. Проснулся в холодном поту под утро и уже больше не заснул.
– Я тебя понимаю, приятель, – говорит Егор, – мне тоже, бывает, такое приснится…
– Типа?
– Ну вот, например, как-то мне приснилось, что у меня не один нормальный член, как у всех, а много, представь себе: целая гроздь маленьких члеников, типа виноградной, сечешь?
– О, господи, – только и говорю я, – да ты совсем больной.
– Ага, – удовлетворенно соглашается мой друг, – это точно.
– Ладно, – говорю я, – забудь об этом.
– Я и не вспомнил бы, если б не ты со своими лакированными туфлями.
Я морщусь, эти дебильные кошмарные сны уже начали меня доставать.
– Ну и как тебе место? – обвожу я ресторан широким жестом, умудряясь при этом помахать Оганезову с Ляпидевским, подмигнуть роскошной блондинке за соседним столиком и подозвать официанта.
– Ну, старик Старк, – говорит Егор и улыбается, – ну так, неплохо, неплохо…
