тряпкой медный бок кастрюли.
Заметив Катю, глядевшую на него сверху, через люк, он сделал ей рукой знак, чтобы она спустилась к нему. Она неуверенно стала спускаться по трапу, не зная, как она там внизу поместится. Но оказалось, что поместиться можно.
— Вы кок? — спросила она, помня, что по-морскому повар называется коком.
— Да, я кок, — сказал круглолицый моряк.
— А это ваша кухня?
— Не кухня, а камбуз, — поправил ее он.
Катя немного смутилась. Все-таки досадно, когда тебя уличают в ошибке.
— Знаю, знаю, что по-морскому это называется камбуз, но ведь, по правде говоря, это просто кухня, — сказала она. — Какая маленькая кухня, как кукольная! Хотела бы я готовить в такой кухне!
Она осмотрела плиту.
— Вам, верно, очень мешает качка, — продолжала она. — Горячий суп плещет из котла в лицо. А как трудно отнести его во время качки к столу! Он, должно быть, так и вырывается из миски.
— Несешь, как циркач, — подтвердил кок не без самодовольства.
— Одно нехорошо, — сказала она: — во время боя вы ничего не видите. Ваши товарищи сражаются, а вы сидите здесь и чистите кастрюли.
— Кто вам это рассказал? — обиделся кок. — В бою я самый главный.
— Самый главный? Но ведь вы кок.
— Я вовсе не кок, — сказал кок. — То-есть я, конечно, кок, но только по совместительству. Я заведую самым главным оружием нашего корабля. По боевому расписанию я приставлен к глубинным бомбам.
— К глубинным бомбам?
— Я сбрасываю в воду глубинные бомбы. Они разрываются в глубине и топят подводные лодки.
— Хотела бы я сбрасывать глубинные бомбы! — сказала Катя.
И вдруг наверху, в люке, появилось лицо Макара Макарыча. Оглядев камбуз, он обернулся и крикнул:
— Она, оказывается, в камбузе, товарищ лейтенант!
И прибавил, обращаясь к Кате:
— Вылезай, вылезай! Мы уж думали, что ты за борт свалилась.
Катя вылезла на палубу. За ней, отставив кастрюлю и сняв фартук, вылез и кок.
Очутившись на палубе, Катя сразу заметила, что многое изменилось. Во-первых, не было видно луны. Во-вторых, ветер стал гораздо слабее.
Однако луна еще не зашла — на некотором расстоянии от катера море было попрежнему озарено лунным светом. И Катя вдруг поняла, что они идут вдоль высоких береговых скал, которые защищают их от ветра и бросают на них свою тень.
Очертания этих скал были отчетливо видны на звездном небе. Они показались Кате удивительно знакомыми. Да ведь это же ее родной берег! Она выросла здесь, она жила на этом берегу до тех пор, пока сюда не пришли немцы.
Корольков, еле видный во мраке, стоял возле орудия и смотрел на берег. Моряк-великан стоял рядом с ним. Макар Макарыч подвел к нему Катю. Кок тоже подошел и остановился немного поодаль.
Трудное поручение
Пока Катя спала, лейтенант Корольков думал.
Свои прежние смутные догадки он соединил с тем, что ему рассказала Катя, и все, что произошло с капитан-лейтенантом, прояснилось в его уме, как проясняется переводная картинка, когда ее трешь пальцем.
Капитан-лейтенант после десанта не вернулся на катер, а попал в пещеру. Как он попал в пещеру, пока неизвестно. Он попал в пещеру вместе с матросом Казаченко. Оттуда, с вышины, он видел море. Он видел, как его катер зря дежурит у Песчаной Косы, и сердце у него болело от обиды. Он видел немецкую подводную лодку. Она пряталась в бухте.
Корольков знал эту бухту. Это небольшая глубокая бухта, окруженная высокими скалами. Вход в нее так узок и так загроможден камнями, что никому и в голову не приходило, что там может прятаться подводная лодка. Но она пряталась в бухте; она то входила туда, то выходила оттуда, она издевалась над катером — и капитан-лейтенант видел это, и сердце в нем кипело от гнева. Он стал зажигать огонь в пещере, а сам послал Казаченко передать Королькову, что когда горит огонь, она в бухте. Казаченко взял компас, найденный в пещере, и отправился в путь.
Когда он переходил через фронт, его тяжело ранили.
Может быть, было так. Может быть, было не совсем так. Но медлить больше Корольков не имел права. Он покинул Песчаную Косу и повел катер к берегу, захваченному немцами.
Когда Катя с Макаром Макарычем подошла к Королькову, он молчал. И все молчали, ожидая, что он скажет. Он молчал очень долго и вдруг заговорил — негромко, торжественно и словно обращаясь к самому себе.
— Там, — сказал он, — за этими скалами, на берегу, захваченном врагами, высоко в горах, в пещере, находится наш командир, наш капитан-лейтенант. Мы ничего не знаем о нем. Может быть, он болен или ранен, но он там. Мы должны послать за ним человека, который добрался бы до него и доставил бы его сюда, на катер.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Это трудное поручение, — продолжал Корольков. — На маленьком ялике, сквозь буруны, клокочущие в скалах, нужно добраться до берега, нужно миновать немецкие береговые посты, нужно отыскать в темноте тропинку, ведущую в пещеру, найти капитан-лейтенанта и вместе с ним тем же путем вернуться сюда до рассвета. Малейшая оплошность, малейшее промедление — и капитан-лейтенант погибнет. Мы должны послать человека, на которого можно вполне положиться.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Пойдете вы, Макаров, — проговорил Корольков. — Вы всех старше, опытнее и осторожнее. Вы дольше всех служили на катере с нашим командиром капитан-лейтенантом и потому имеете право первым пойти к нему на выручку.
— Благодарю вас, товарищ лейтенант! — сказал Макар Макарыч.
И он сам и все остальные понимали, что ему оказана высокая честь.
— Вы проведете ялик через буруны? — спросил Корольков.
— Конечно, — ответил Макар Макарыч.
— Вы пройдете через немецкие посты?
— Не беспокойтесь: я старый краб и мне ползать не впервой.
— А тропинку в пещеру вы найдете?
Макар Макарыч ничего не ответил.
— Что же вы молчите, Макаров?
— Постараюсь, товарищ лейтенант.
— Постараетесь?
— А кто ее знает, как найдешь тропинку в такой темноте! Огонь в пещере с берега не виден. Ее и днем-то, пожалуй, не сыщешь…
— Он найдет, — сказала Катя.
Корольков круто повернулся к ней.
— Найдет? — спросил он удивленно.
