- Наденька, скажи слово 'рыба'.
- Окунь, - отвечает она.
Простодушное лукавство детей отмечено и в детской поэзии. В одном из стихотворений Агнии Барто говорится о мальчике, не умеющем произнести звук 'р' и потому называющем Марину - Малиной:
Она твердит: - Скажи 'метро',
В метро поедем к дяде.
- Нет, - отвечает он хитро,
В автобус лучше сядем.
('Буква 'р')
Гуляя с теткой по улице, мальчик двух с половиною лет останавливается у книжного киоска.
Продавец спрашивает:
- Умеешь читать?
- Умею.
Мальчику дают книгу:
- Читай.
Он, подражая бабушке, хватается внезапно за карман:
- Я забыл дома очки.
Ребенок не стал бы прибегать к таким дипломатическим хитростям, если бы сознание своей неумелости не было для него так огорчительно. Он хочет во что бы то ни стало считать себя умелым и знающим.
Должно быть, такое самообольщение до поры до времени практически необходимо ребенку. И не оттого ли он так громко ликует, когда ему удается подметить какую-нибудь мнимую речевую ошибку, якобы совершенную взрослыми?
Вообще инстинкт самоутверждения чрезвычайно силен в этом возрасте.
Я заметил, что даже самые застенчивые, скромные люди были в детстве хвастунами и бахвалами.
Бахвальство малолетних ребят очень верно изображено Верой Пановой в ее прелестной повести 'Сережа'. Сережу везут в автобусе. Его соседом оказывается толстый мальчишка, сосущий леденцового петуха на палочке.
'Щеки у соседа были замусолены леденцом. Он тоже смотрел на Сережу, взгляд его выражал вот что: 'А у тебя леденцового петуха нет, ага!' Подошла кондукторша.
- За мальчика надо платить? - спросила тетя Паша.
- Примерься, мальчик, - сказала кондукторша.
Там у них нарисована черная черта, по которой меряют детей: кто дорос до черты, за тех надо платить. Сережа стал под чертой и немножко приподнялся на цыпочках. Кондукторша сказала:
- Платите.
Сережа победно посмотрел на мальчишку. 'А на меня зато билет берут, сказал он мысленно, - а на тебя не берут, ага!'
Склонность к самохвальству, к возвеличению своего 'я', своей личности за счет всякого другого лица (или даже предмета) свойственна, насколько я знаю, огромному большинству малышей с самого раннего возраста.
Поэт Валентин Берестов сообщает мне о своей двухлетней Марине:
'Видит безногую куклу и говорит, торжествуя:
- А у Марины ножка не сломалась!
Ночью у ее семилетнего дяди заболели зубы. Он заплакал. Маринка проснулась и тотчас же:
- А Марина не плачет!
Узнав причину его слез, заявляет:
- А у Марины не болят!
И все это с большим удовольствием'.
Мне пишут про мальчика, который, поселившись в деревне, вдруг потребовал, чтобы ему нашили на штаны и на куртку заплаты, потому что одежда деревенских ребят, с которыми ему приходилось играть, была в то далекое время покрыта заплатами.
Он так надоел матери, что она пришила ему 'на живульку' на самых видных местах лоскутки, и сияющий Вася всем и каждому хвастался:
- А у меня тоже заплаты!
Хвастают напропалую, чем придется. Сидят, например, на пляже и строят песчаные башни.
- Ага, а моя башня выше!
- А зато мне гланды вырезали, а тебе нет! Ага!
Особенно сильно такая жажда самоутверждения сказывается у детей во всех случаях, относящихся к каким-нибудь умениям и знаниям.
IX. ЛОЖНОЕ ИСТОЛКОВАНИЕ СЛОВ
Ребенок, который живет среди взрослых и постоянно присутствует при их разговорах, то и дело слышит такие слова, смысл которых ему непонятен. Часто он пытается осмыслить их сам, не обращаясь за объяснениями к старшим, вполне уверенный, что эта задача не представит для него особенных трудностей. Он решает ее 'по вдохновению', внезапно, не обладая для этого никакими другими ресурсами, кроме сильнейшего языкового чутья, и не мудрено, что, пытаясь самостоятельно добраться до смысла непонятных речений, он принужден прибегать к самым фантастическим выдумкам.
Услышала, например, трехлетняя Кира, что у какой-то женщины родились двояшки, и в ту же минуту прибежала ко мне:
- Понимаешь: родились два мальчика и оба называются Яшки. Их так и назвали: два Яшки (двояшки). А когда они вырастут, их будут звать Миша и Лева.
Этот миф о двух Яшках избавил Киру от мучительного чувства, которое испытывает каждый ребенок, когда ему становится ясно, что он чего-нибудь не понимает.
А когда маленькой Тане сказали, что у нее на наволочке ржавчина, она без смущения спросила:
- Это мне лошадка наржала?
Но более всего замечателен миф, при помощи которого трехлетняя девочка превратила непонятное ей слово 'блокада' в понятные ей 'облака'. Во время гражданской войны ее отец вошел с газетой и сказал:
- А блокаду сняли!
Девочка была поглощена чаепитием и словно не слыхала отцовского возгласа. Но через час она сообщила подруге:
- Облака-то сняли! Сняли с неба облака!
Та подумала и спросила печально:
- А как же дождик?
И посмотрела в окно.
Увидит ребенок в деревне крестьянина, несущего грабли, и решает, что это - грабитель.
- Ломовик! - говорит он про мальчика, который ломает игрушки.
В каждом слове, которое детям случается услышать от взрослых, они с младенческих лет привыкают искать его корень, очищенный от приставок и суффиксов.
Плодотворный метод такой лингвистической (и совершенно неосознанной ими) работы вскрывается лучше всего в тех ошибках, которые они порой совершают при этом.
Двухлетней Саше, например, в слове 'отпугивать' почудился тот же корень, что в 'пуговице'. Она так я спросила у бабушки, пытавшейся расстегнуть ей пальто:
- Зачем ты меня отпугиваешь?
