удобрении (где 'добрый' означает 'унавоженный', 'тучный').
Замечательно, что в старорусском языке, лет триста назад, 'удобряться' и значило сменять гнев на милость, размягчаться душой. Протопоп Аввакум так и писал в своей книге: 'бабы у добрились'. Та же форма сохранилась в народной пословице: 'Удобрилась мачеха на пасынка'.
Здесь одно из наиболее наглядных свидетельств, что при создании всякого нового слова ребенок почти всегда применяет те же самые методы, какие применяет народ.
И разве не знаменательно, что слово 'всколькером', которое у меня на глазах создал четырехлетний ребенок под Брянском, оказалось давно существующим в речевом обиходе народа! Ю.Трапезников сообщил мне, что в Вологодской области, в деревне Горке (Ковжевского сельсовета), принято, например, говорить:
- Всколькером, бабы, завтра по ягоды пойдем?
Это ли не доказательство близости детского языка и народного!
Или возьмем хотя бы слово 'льзя', которое снова и снова создается детьми, услышавшими от взрослых 'нельзя'.
Ведь оно и сейчас существует в народе, о чем недавно напомнил мне в письме П.В.Зимин. 'Я живу, - пишет он, - в г.Вельске, Архангельской (ранее Вологодской) области и как любитель занимаюсь изучением здешнего диалекта. Так вот я слышал здесь такие выражения:
- А льзя ли, батюшка, здесь пройти-то?
- Силуян Ликарионович, льзя ли так делать-то?'
Полное совпадение детского языкового мышления с общенародным.
Или, например, слово 'ворк' вместо нашего взрослого слова 'ворчание'. Алёна, внучка художника В.М.Конашевича, однажды заявила ему:
- Я бабушке не спускаю: она ворчит, а я строптивлюсь. Один ворк, один строптив.
Ворк не может быть чужд языку, в котором, как указывал Пушкин, 'хлоп употребляется в просторечии вместо хлопанье', 'шип вместо шипение':
Он шип пустил по-змеиному.
Защищая от своих критиков слова 'хлоп', 'молвь', 'топ', Пушкин писал:
'Слова сии коренные русские. 'Вышел Бова из шатра прохладиться и услышал в чистом поле людскую молвь и конский топ'.
Ворк, изобретенный четырехлетним ребенком, относится к той же категории слов, так как вся фактура этого слова создана по законам русского народного языкового мышления. К той же категории, что 'шип', 'ворк', принадлежит и слово 'пад' (вместо падение):
- Проехались по ледяной дорожке и никакого паду.
Выше мне уже случалось писать, что многие создаваемые малышами слова ничем не отличаются по своему построению от тех, какие создавались в разное время писателями, величайшими мастерами русской речи. Например, детские глаголы 'намакаронился', 'отскорлупать', 'замолоточить' и проч. сконструированы по тому же принципу, по какому русские классики создавали такие слова, как 'стушеваться', 'озакатить', 'магдалиниться', 'выгрустить'.
Этого не могло бы случиться, если бы дети и писатели не пользовались однородными приемами построения слов - теми, какие внушены им народом.
И в других областях детского словотворчества наблюдаются такие же закономерности. Найдя в письмах Чехова 'стишины' и 'спасибище', а в стихах Маяковского 'огромные незабудищи' и 'глаза тарелины', проф. А.Н.Гвоздев сопоставляет с ними восклицание своего четырехлетнего сына, где использованы такие же экспрессивные суффиксы увеличительности.
- Смотри, какую красоту я делаю. Какую красотищу! Какую красотину! Смотри: какая красота![44]
Из чего автором делается вполне правильный вывод, что по своим формам создаваемые ребенком слова целиком совпадают с неологизмами русских писателей, 'так как и те и другие пользуются одними и теми же морфологическими ресурсами русского языка'[45] - иначе говоря одним и тем же 'стройматериалом'.
Когда ребенок произносит какое-нибудь слово неправильно или сделает случайную ошибку в синтаксическом построении фразы, мы, взрослые, то и дело заявляем ему: 'так не говорят', 'так нельзя говорить', 'нужно сказать вот эдак'. Не значит ли это, что в каждом подобном случае мы выступаем от лица народа в качестве его уполномоченных, его представителей? Выражение 'так не говорят', которым мы всегда корректируем малышей, лишь по внешним признакам может считаться безличным, на самом же деле оно означает: 'так не говорит наш народ'.
Этим 'нужно' и 'нельзя' мы заявляем ребенку сложившуюся тысячелетиями волю народа, которую ребенок, в свою очередь, будет передавать своим детям и внукам, а те - своим, обеспечивая этим путем дальнейшую устойчивость основного народного словарного фонда и тех мудрых (опять-таки народных) грамматических правил, которым этот фонд подчинен.
Мы только что упомянули два слова: 'кусарик' и 'кустыня'. Они принадлежат к той же категории слов, что 'копатка', 'мазелин', 'колоток', 'пескаватор', 'лизык' и т.д. Происхождение всех этих слов одинаково: они порождены постоянным стремлением детей внести в звучание каждого слова, услышанного ими от взрослых, ясный и отчетливый смысл.
Путь, который приводит ребенка к подобным словам, тот же самый, каким некоторыми слоями народа создавались слова типа 'вошпиталь', 'гульвар', 'мараль' и другие. Знаменательно, что этот прием реконструкции слов относится к той области лингвистики, которая так и зовется 'народная этимология'.
Здесь нам до очевидности ясно, как детское словотворчество смыкается с народным.
Настоящая глава для того и написана, чтобы обосновать эту истину долголетним опытом живого общения с детьми. Между тем еще лет десять назад нельзя было и заикнуться о ней. Воображая, будто язык есть явление классовое, тогдашние горе-лингвисты настаивали, чтобы автор этой книжки не смел говорить про общенародную основу детской речи, а непременно доказывал бы, будто речевое развитие пролетарских детей диаметрально противоположно речевому развитию буржуазных. Но сколько я ни вслушивался в детские речи, сколько ни раздумывал над ними, я при всем желании не мог уловить ни малейшего различия между теми путями, какими приходят к обладанию родным языком сын лавочника, сын священника и сын пролетария. Пути были те же, и этапы развития те же.
Но можно ли было говорить о подобных вещах в той обстановке, которая господствовала тогда в науке о языке! И так как при таких обстоятельствах главная идея этой книжки оставалась невысказанной, книжка теряла свою целевую направленность и приобретала характер пестрого сборника разрозненных, бессвязных наблюдений, относящихся к развитию детской речи.
Лишь теперь эти наблюдения могут быть сведены в одно целое, ибо при всем своем разнообразии они говорят об одном: что детская речь на всех этапах своего развития питается неисчерпаемой жизненной силой народного родного - языка.
Ближе всего к этой истине подошел в свое время Ушинский.
'Усваивая родной язык, - писал он, - ребенок усваивает не одни только слова, их сложения и видоизменения, но бесконечное множество понятий, воззрений на предметы, множество мыслей, чувств, художественных образов, логику и философию языка, - и усваивает легко и скоро, в два-три года, столько, что и половины того не может усвоить в двадцать лет прилежного и методического учения. Таков этот великий народный педагог - родное слово!'[46]
Только что было отмечено, что, вместо того чтобы сказать 'запираю на ключ', ребенок часто предпочитает говорить 'заключаю'.
- Дверь заключена.
- Бабушка заключила буфет.
- Отключи сундук.
Я говорил, что, вернув этому старинному слову его забытое первоначальное значение, ребенок тем самым обнаруживает свою близость к основам народного языкового мышления.
Теперь мне сообщают из Болгарии, что в данном случае детьми воскрешен архаизм, который и поныне живет в родственном славянском языке. Оказывается, у болгар даже нет выражения 'запирать на
