Она шагнула к нему. Все, влип. Да не корчись ты, дурень! И прекрати ерзать из стороны в сторону! Придется рискнуть! Может быть, микрофон все-таки глубоко, и она его не почувствует, особенно если целовать ее — страстно, бурно! Ее руки будут у него вокруг шеи. Пока она их так держит, до поясницы ей не добраться. Их разделяли всего несколько дюймов. Он просунул руки ей под мышки, чтобы он не могла обнять его иначе, как только за шею. Сам обхватил ее где-то в области лопаток, чтобы ее руки не сползали ниже. Позиция несколько неудобная, но ничего не поделаешь, сойдет.
— О Мария! — Такого рода страстные стоны были вообще-то ему не свойственны, но опять-таки сойдет, ладно.
Он поцеловал ее. Для вящей искренности закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы держать руки как можно выше вокруг ее торса. Сознание отметило, что помада у нее на губах липкая, что слюна теплая, а дыхание отдает прогорклым овощным душком.
Минуточку. Черт, что она там делает? Ведет ладони поверх его рук вниз, к его бедрам! Он развел локти и напряг мышцы плеч, чтобы незаметно отодвинуть ее руки подальше. Поздно! Она уже положила ладони ему на ягодицы, прижимает к себе. Но его растопыренные локти ей мешают! Вдруг она сдвинет ладони вверх, на поясницу? Он выпятил зад. Если ей будет не дотянуться, может, она отстанет. Ее пальцы… но где они? Он их не чувствует. Вот… сбоку на поясе. Черт! Отвлечь ее — вот единственный шанс. Она впилась в его губы и ритмично, страстно почмокивает, обдавая его густым овощным духом. Он тоже зачмокал и одновременно заерзал задом, чтобы стряхнуть ее руки. Где пальцы?.. Опять он их не чувствует! Каждое нервное волоконце в нем дрожит от напряжения… Куда она передвинула руки? И тут ее губы застыли. Они еще прижаты к его губам, но привод уже отсоединился. Она выпустила его рот и чуть отвела голову, так что он увидел перед собой три глаза, Но руки все еще его обнимали. Как смотрели на него эти три глаза, ему не понравилось.
— Шерман… Что это у тебя на спине?
— На спине? — Он попытался отстраниться, но она не отпускала. Не разжимала рук.
— Какая-то штука, железка какая-то, что ли, — здесь, у тебя на спине.
Он почувствовал давление ее ладони. Как раз на пояснице, где диктофон! Он сделал попытку повернуться так, сяк, но ее рука оставалась на прежнем месте. Он дернулся. Бесполезно! Вцепилась и держит.
— Шерман, что это?
— Не знаю. Ремень… пряжка от ремня… я не знаю.
— Какая же пряжка на спине!
Она уже к нему не льнула, но руку не отнимала.
— Мария, ты что?
Он сделал рывок и встал боком, но она описала дугу и очутилась у него за спиной. Как два борца.
Мелькнуло за плечом ее лицо, не то улыбающееся, не то оскаленное в бешенстве, — ужасный рассвет перед бурей.
Он крутнулся и высвободился. Теперь они стояли лицом к лицу.
— Шерман! — Шууман. — Кривит недоуменно губы, сейчас раздастся вопль. Медленно: — Я хочу знать… что там у тебя на спине.
— Бога ради, Мария, что на тебя нашло? Ничего там нет — может, пуговицы от подтяжек, не знаю.
— Шерман, я хочу посмотреть.
— Что значит посмотреть?
— Сними пиджак.
— Что значит — сними?
— Сними. Я хочу посмотреть.
— С ума сошла.
— Ты ведь здесь не только пиджак снимал, Шерман.
— Ну не дури, Мария. Успокойся.
— Вот ты меня и успокой. Покажи, что у тебя там на спине.
С мольбой:
— Мария, ну не надо. Поздновато уже в игры играть.
Она подошла к нему вплотную с той же грозной усмешкой. Она намерена посмотреть сама! Он отскочил в сторону. Она за ним. Но он увернулся.
Как бы игривый как бы хохоток:
— Что ты делаешь, Мария!
Уже довольно-таки шумно дыша:
— Ну-ка, ну-ка! — Она набросилась на него. Тут он не сумел увернуться. Она хватает его за лацканы, за рубашку! Он заслонился, как красна девица.
— Мария!
— Нет, погоди, погоди… — И вопль: — Там что-то спрятано? Что у тебя под рубашкой?!
Она снова на него кинулась. Он уклонился, но каким-то непонятным образом она очутилась у него за спиной. Подсунула руки под пиджак. Ухватилась за диктофон — правда, он под рубашкой, а рубашка заправлена в брюки. Шерман почувствовал, как диктофон отлепляется от спины.
— И провод, Шерман!
Он прижал ее руку своей, не давая вытащить диктофон. Но ее рука была под пиджаком, а его — поверх. Он запрыгал по комнате, пытаясь удержать извивающийся живой клубок под пиджаком.
— Он — на проводе — ах ты — дрянь! — отдуваясь, выговорила она, наваливаясь на него. Все силы у нее уходили на борьбу, иначе бы она орала бог знает как.
Наконец он изловчился и ухватил ее за запястье. Во что бы то ни стало надо, чтобы она отпустила диктофон. Он сжал ей руку крепче. Еще крепче.
— Ты что — мне же больно!
Он стиснул еще сильнее.
Она взвизгнула и отпустила. На миг он остолбенел, такое злобное у нее было лицо.
— Шерман, ты подлый, бесчестный гад!
— Мария, клянусь…
— Ах, ты клянешься! — Она снова кинулась на него. Он бросился к двери. Она поймала его за рукав и за полу пиджака. Шерман попытался освободиться. Шов треснул. Рукав стал отрываться. Шерман продолжал ломить к двери. Чувствовал, как коробочка диктофона бьется о ягодицы. Теперь она болталась на проводе поверх брюк.
Взметнулся черный шелк, раздался тупой удар. Мария оказалась на полу. Один из ее высоких каблуков хрустнул, и она потеряла равновесие. Шерман побежал к двери. Он еле отпер замок, потому что пиджак у него был стянут с плеч и сковывал локти.
Вот он уже на площадке. Послышались рыдания, а потом Мария крикнула:
— Давай, давай беги! Волочи хвост между ногами!
А ведь верно. Он ковылял вниз по лестнице, а диктофон позорно болтался у него сзади. Шерман чувствовал себя как последний побитый пес.
К тому времени когда он открывал дверь подъезда, истина предстала ему во всей наготе. Глупость, некомпетентность и трусость довели его до того, что он умудрился потерять единственное, что давало ему последнюю надежду.
Эх ты, Властитель Вселенной!
30
Способная ученица
В островной цитадели помещения для заседаний большого жюри не такие, как обычные залы суда. Они устроены наподобие небольших амфитеатров. Члены большого жюри сверху смотрят на стол и стулья
