— Верно. По роману Рэймонда Чандлера.

Мария посмотрела на него непонимающими глазами. Он сразу бросил Рэймонда Чандлера.

— И что же ты ему сказала?

— А я возьми и ляпни: «А-а, Кристофер Марло! Он ведь написал какой-то сценарий?» И знаешь, что этот гад… ответил? «Ну, не думаю. Он умер в тысяча пятьсот девяносто третьем году». Представляешь? «Ну, не думаю»!

Глаза ее вспыхнули яростью. Шерман минуту переждал. А потом спросил:

— И это все?

— Все? Я думала, я его удушу. Он меня… унизил. «Ну, не думаю». Такое хамство, я своим ушам не поверила.

— Ну и что ты ему сказала?

— Больше ничего. Покраснела как вареный рак. И не могу слова вымолвить.

— И от этого у тебя такое настроение?

— Шерман, скажи мне по честности. Если человек не знает, кто такой Кристофер Марло, разве это значит, что он кретин?

— Ну что за вздор, Мария. Я просто не могу поверить, что ты из-за этого впала в такой мрак.

— Какой еще мрак?

— Ну, мрачное настроение, в каком ты прилетела.

— Ты мне не ответил, Шерман. Кто не знает, кто такой Марло, тот, значит, кретин?

— Не смеши меня. Я вон едва вспомнил, кто это, а ведь небось мы его проходили.

— В том-то все и дело! Ты хотя бы его проходил. А я не проходила. И из-за этого я чувствую себя так… а ты, похоже, вообще не понимаешь, о чем я говорю?

— Вот это точно! — подтвердил он с улыбкой. И Мария улыбнулась в ответ.

В это время они проезжали аэропорт Ла-Гуардиа, залитый огнями сотен натриевых фонарей. На ворота в небеса это было мало похоже, больше на какой-то завод. Шерман перестроился в крайний ряд, съехал на полной скорости под путепровод Тридцать третьей улицы и взял подъем на мост Трайборо. Мрак рассеялся. Шерман снова был полон довольства собой. Ему удалось ее растормошить и привести в чувство.

Но дальше пришлось притормозить. Все четыре полосы были забиты медленно ползущими машинами. Въехав на высокий горб моста, он увидел слева силуэт Манхэттена. Небоскреб к небоскребу, прямо чувствуешь вес и мощь. Сколько народу во всем мире мечтает очутиться на этом острове, на его узких улицах, в его потрясающих небоскребах! Вот он, Рим, Париж, Лондон XX века, город честолюбивых мечтаний, магнитная скала, к которой притягивает всех, кто борется за право быть в центре событий. И он, Шерман, — в ряду победителей! Живет на Парк авеню, улице всеобщей мечты. Работает на Уолл-стрит, на пятидесятом этаже над уровнем земли в легендарной фирме «Пирс-и-Пирс», откуда обозревается весь мир. А сейчас вот сидит за рулем спортивного «мерседеса» стоимостью в 48 000, и рядом — одна из первых красавиц Нью-Йорка, пусть не ахти какая специалистка в истории литературы, зато женщина совершенно роскошная. Резвое молодое животное! Он, Шерман, принадлежит к той породе людей, чье предназначение — брать от жизни то, что они хотят.

Он отнял одну руку от баранки и указал в окно на великолепный вид:

— Полюбуйся, крошка!

— Мы опять перешли на «крошку»?

— Просто мне захотелось называть тебя крошкой, крошка. Полюбуйся, полюбуйся. Великий город Нью-Йорк!

— Ты считаешь, что я из тех женщин, которым подходит «крошка»?

— Ты вполне подходящая крошка. Где ты хочешь поужинать, Мария? Весь город Нью-Йорк к твоим услугам.

— Шерман! Разве нам не здесь сворачивать?

Он посмотрел вправо. Совершенно верно. Он был на три ряда левее тех машин, которые двигались к съезду в Манхэттен, и перестроиться теперь туда не было никакой возможности. Все ряды представляли собой сплошные потоки легковых и грузовых автомобилей, один за другим, бампер к бамперу, продвигающихся к площадке с турникетами в ста ярдах впереди. Над турникетами, залитая желтым светом фонарей, была растянута огромная, во всю ширину, зеленая надпись:

БРОНКС СЕВЕР ШТАТА НЬЮ-ЙОРК НОВАЯ АНГЛИЯ.

— Шерман, я точно знаю, поворот на Манхэттен — вон там.

— Ты права, дорогая, но я не могу туда перебраться.

— А эта куда идет?

— В Бронкс.

Очередь машин в тучах копоти ползла к турникету.

«Мерседес» так низко сидел на колесах, что Шерману пришлось привстать, чтобы отдать свои два доллара дорожной пошлины. Чернокожий служащий в будке устало посмотрел на него сверху вниз. По боку будки шла длинная царапина, и ее уже тронуло ржавчиной.

Шерман испытал мутное, неопределенное ощущение опасности. Бронкс… Он родился и вырос в Нью- Йорке и гордился своим знанием города. Нью-Йорк я знаю. Но на самом деле его знакомство с Бронксом за тридцать восемь лет жизни ограничилось пятью или шестью поездками в зоопарк и двумя — в ботанические сады, да еще он раз десять ездил на стадион «Янки», последний раз — в 1977 году на мировое первенство по баскетболу. Он знал, что улицы в Бронксе носят номера в продолжение махэттенской нумерации. Значит, что надо сделать? Надо доехать до перекрестка, свернуть на улицу, ведущую к западу, и ехать по ней, пока не попадется авеню, которая доходит до Манхэттена. Вроде ничего страшного.

Туча красных огней теперь мешала ему. В темноте, окруженный этим красным роем, он не мог толком сориентироваться. Терялось чувство направления. Похоже, они едут по-прежнему на север, на съезде с моста заметного поворота не было. Но теперь приходилось довольствоваться только подсказкой дорожных знаков. На глаз он тут уже ничего не узнавал, все ориентиры остались позади. После моста дорога раздваивалась. Влево, как оповещалось, — по шоссе Майора Дигана к мосту Джорджа Вашингтона. Вправо — по Брукнеровскому бульвару и дальше в Новую Англию… Дигановское шоссе — это на север. Не годится… Крутим баранку вправо… Вот тебе на! Опять развилка. Либо в Восточный Бронкс и в Новую Англию, либо по Восточной сто тридцать восьмой улице на Брукнеровский бульвар… Как хочешь, так и выбирай… Орел или решка?.. Два пальца или один? Снова крутим направо… Восточная сто тридцать восьмая. Съезд. Кончилось просторное размеченное скоростное шоссе, кончился пологий съезд. Они очутились на земле. Словно провалились на какую-то свалку. Скоростное шоссе идет сверху по эстакаде. В темноте Шерман видит с левой стороны парапет и сетку… Там что-то торчит… Женская голова!.. да нет же, это трехногий стул с прогоревшим сиденьем, и болтаются космы жженого мочала. Кому понадобилось воткнуть стул в сетку ограждения? Дня чего?

— Шерман, где мы находимся?

По голосу Шерман сразу понял, что ни о Кристофере Марло, ни о том, где бы поужинать, сейчас уже речи нет.

— В Бронксе.

— А как отсюда выбраться, ты знаешь?

— Конечно. Нужно только найти поперечную улицу… Ну, скажем… например, ту же Сто тридцать восьмую.

Они едут на север под скоростным шоссе. Но куда это шоссе ведет? Движение в два ряда, оба — прямо. С левой стороны — ограждение и бетонные опоры эстакады. Чтобы найти улицу, ведущую в Манхэттен, надо свернуть на запад… то есть налево… но налево не свернешь, там забор… Давай сообразим. Сто тридцать восьмая улица… Где она может проходить?.. Вон, вон! Указатель: Сто тридцать восьмая! Шерман начинает прижиматься влево, чтобы сделать левый поворот. Впереди — большой разрыв в ограждении, именно туда и надо свернуть на Сто тридцать восьмую улицу… Но свернуть невозможно! Слева от него — четыре или пять рядов автомашин, два — на север, два — навстречу, дальше за ними еще

Вы читаете Костры амбиций
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату