Воины пробуждались ото сна; хрипло играли трубы; люди потягивались, зевали, надевали латы, опоясывались мечами, брали в руки копья и щиты с изображением перевернутого быка, знака Афин, и строились; их неровные ряды окриками подравнивали эномотархи[159]. Кое-кто с любопытством посматривал в мою сторону, и я помахал свитком над головой, чтобы считали, что я просто гонец; никто не остановил меня.
Пробежав лагерь насквозь, я оказался в предместьях Сеста, где раньше во множестве располагались жилые дома и торговые ряды. Теперь все было сожжено – не знаю, осаждавшими или осажденными. Повсюду высились боевые башни и крытые повозки, осадные насыпи из земли и бревен. На каждом шагу путь преграждали груды камней и черепицы на месте рухнувших строений. Я заметил в развалинах щербатый котелок, рассыпавшуюся нитку коралловых бус и задумался о горькой судьбе живших здесь несчастных женщин, которых, скорее всего, никогда не увижу.
Вскоре я оказался на расстоянии полета стрелы от городской стены, о чем меня вежливо предупредил лучник сверху, а потом выстрелил. Стрела просвистела у самого моего лица и воткнулась в потемневшую землю, так что я покрепче засунул свиток за пояс и снова бросился бежать.
Солнце было уже довольно высоко, а ведь Дева сказала, что я должен отдать свой меч ребенку, 'когда взойдет солнце'. Это представлялось мне совершенно невозможным, но я все бежал, точнее, трусил, огибая крепость по периметру в поисках женщины с ребенком.
Мне очень хотелось бежать поближе к стене, чтобы как-то уменьшить путь, однако в меня еще два раза выстрелили лучники со стены и промахнулись, хотя их тяжелые стрелы воткнулись в землю почти у самых моих ног.
Я проделал уже половину пути вокруг города, когда наконец увидел их – женщину в пурпурном одеянии и девочку в рваном сером пеплосе. Они шли рука об руку в тени под стеной и так близко от нее, что сверху их легко могли бы забросать камнями.
Вдруг лежавший на земле раненый воин вскрикнул и бросился на меня с мечом. Я подивился его мужеству, ибо у него по локоть была отрублена левая рука и кое-как наложенная повязка вся пропиталась кровью. Однако нужно было защищаться, и я выхватил меч, не успев даже вспомнить слова Девы, которая, возможно, хотела, чтобы я сразился с этим одноруким без оружия.
Наверное, это было бы справедливо – он конечно же был слишком слабым соперником после такого ранения. Я не стал с ним сражаться и подбежал к женщине с ребенком. Повернув меч рукоятью вперед, я протянул его девочке.
Она взяла его сразу и охотно. Но, обернувшись, я увидел, что однорукого воина уже преследуют другие. Один из преследователей упал – стрела вонзилась ему прямо в горло, – но двое других успели схватить однорукого, вырвали у него меч и отшвырнули оружие прочь. Солнце уже буквально заливало все своими золотыми лучами, вынырнув из-за городской стены и высоко поднявшись над нею – точно взошло второй раз за день.
И тут со стены на нас бросились воины – со щитами и в латах. Они окружили нас и втащили в какую-то дверь, так глубоко утопленную в стене, что она была совершенно незаметна снаружи. Дверь отворилась, и мы оказались в осажденном городе. Двух-, а то и трехэтажные дома теснились вдоль узкой улицы; многие из них примыкали к крепостной стене. Наши захватчики ничем, казалось, не отличались от тех, с кем мы воевали против них; однако попадались в Сесте и совсем не похожие на эллинов воины, с черными, а не русыми, курчавыми бородами и в просторных штанах – желтых, синих или зеленых.
Нас отвели в цитадель, потом женщину от нас отделили, а у меня отняли мой меч. Сейчас мы с Ио (ибо девочка оказалась той самой маленькой рабыней, которую Дева просила принести ей в жертву) сидим взаперти и под охраной, и я по ее настоянию пишу свой очередной отчет.
Глава 42
Я ОДЕРЖАЛ ПОБЕДУ, ХОТЬ И НЕ БЕЗ ПОМОЩИ БОГИНИ
Я одержал победу над тремя воинами, охраной сатрапа из Суз. Все эти воины были эллинами, хотя в Сесте правят отнюдь не эллины, как объяснила мне Ио. Она говорит, что на этом берегу повсюду эллинами правят персы.
– Тем лучше для этих эллинов, – сказал я, – ведь персы мудры и справедливы, а эллины горды, скупы и непокорны. Возможно, они действительно умны и образованны, однако совершенно не сознают своих обязанностей по отношению к государству и его правителю.
Она согласилась со мной, а потом спросила шепотом, не думаю ли я, что нас подслушивают.
– Но я сказал так совсем не потому, – возмутился я. – Я действительно так думаю, это истинная правда!
– Однако я и сама эллинка, господин мой.
– Я имел в виду мужчин. Женщины у эллинов, пожалуй, несколько лучше, хотя и они весьма своенравны и распущенны.
– Ты говоришь так только потому, что женщин видел в основном в доме Каллеос! Ты ее помнишь? А Фаю? А Зою или еще кого-либо из гетер?
– Нет. Но я отлично представляю себе и эллинов и эллинок. – Зря я так резко говорил с нею! Нужно постараться впредь избегать колкостей. – Вот дети у них действительно очень красивы и добры.
Ио улыбнулась.
– Я единственный ребенок, с которым ты имел дело, Латро. Хотя ты, возможно, в чем-то и прав относительно взрослых эллинов. А о персах ты много знаешь?
– Это ведь персы командуют воинами, которые взяли нас в плен? Я уверен, что не раз видел их и прежде, но не могу припомнить, где и когда.
– А я видела их еще в Фивах. Они говорят на другом языке и прячут своих женщин подальше от чужих глаз, да и обращаются с ними куда строже, чем, например, жители Афин. Вчера одного из персов я видела на стене. Тогда-то я и догадалась, как помочь Дракайне пробраться в Сест.
Я спросил, не Дракайной ли зовут ту женщину в пурпурном плаще. Ио кивнула.
– Да. Она хотела пробраться в город, чтобы вступить в переговоры с персами от имени регента, да не знала, как это сделать. Вчера, когда вы с нею и Пасикратом бродили у крепостной стены и рассматривали башню на колесах, я заметила на стене перса, который явно следил за Дракайной.
