Я сказал так, поскольку подумал: Гарсег не хочет, чтобы Ури и Баки знали, кто он такой на самом деле. Я остался доволен своей сообразительностью, но Ури вдруг задрожала всем телом, и мне пришлось пообещать никогда впредь не произносить имени Сетра.
– Мы должны были умереть, – сказала она. – Мы должны были умереть, если поднимемся сюда.
Баки повторила то же самое.
– Он прощает вас, – сказал Гарсег.
Я видел, что они не поняли, но поверили – или почти поверили, таким убедительным тоном он говорил.
– Тысяча ваших лет миновала со времени того сражения, – сказал Гарсег. – Я могу рассказать о нем в подробностях, коли хотите. Но хотите ли вы?
– Пожалуй, нет. Я все думаю о той женщине. Не могли же кости пролежать здесь тысячу лет, правда?
– При такой влажности? Конечно нет.
– Значит, женщину привел сюда не строитель, возведший башню?
– Кто знает? Когда здесь проходит тысяча лет, в Эльфрисе проходит сто или даже меньше.
– Вдобавок он возвращается время от времени, – сказала Баки. – Давайте не будем больше говорить о нем.
Я напряженно размышлял. Первым делом я предположил, что женщина потерпела кораблекрушение, но коли так, зачем она убила себя? Я снова спросил Гарсега, является ли верхушка башни островом в Митгартре, и он опять ответил утвердительно.
– Хорошо, – сказал я, – если это остров, почему я не слышу шума моря? Я не слышал шума моря ни разу, пока мы здесь.
– Оно не особо шумит, когда спокойно.
– Ладно, я пойду посмотрю. А ты оставайся тут с нашими больными девушками.
Баки робко сказала:
– Ури и Баки, господин. Я Баки.
Только тогда я окончательно понял, кто есть кто, и больше уже никогда их не путал.
Гарсег потряс головой, возражая против моего распоряжения, но я не обратил на него внимания. Солнце еще стояло не очень высоко, поэтому, чтобы свет не бил мне в глаза, я повернулся спиной к нему и двинулся на запад. Примерно через каждые сто шагов я надламывал веточки деревьев и спустя некоторое время услышал позади голос Гарсега:
– Зачем вы это делаете?
Я не обернулся.
– Чтобы найти дорогу обратно, разумеется.
– А зачем вам возвращаться обратно?
– Девушкам нездоровится, и мы должны позаботиться о них. Я надеялся, ты останешься там и присмотришь за ними.
– На протяжении всей своей истории эльфы пытались освободиться из-под власти чудовища по имени Кулили. Вы – их последняя надежда. Я не спущу с вас глаз даже ради десяти тысяч блюющих дев.
Я остановился, чтобы рассмотреть дерево с листвой дивного оттенка зеленого цвета. Несомненно, родиной чудесного растения являлся Эльфрис, но оно казалось таким свежим и юным, словно Бог сию минуту создал его, посадил буквально за минуту до моего появления здесь. Густо усыпанное голубыми и лиловыми цветами с длинными ярко-красными усиками (или как там они называются) посреди раскрытых лепестков. Я никогда прежде не видел ничего подобного и навсегда запомнил неземной красоты дерево.
Я услышал позади смех Гарсега, но не обернулся. Однако, зашагав дальше, я спросил, в верном ли направлении мы идем.
– Понятия не имею. Точнее, здесь любое направление в конечном счете окажется верным, если идти достаточно долго. Возможно, мы идем кратчайшим путем. Возможно, самым длинным. В любом случае, рано или поздно мы выйдем к морю.
– Я все еще не слышу шума волн.
– Я тоже. Но если мы продолжим путь, мы непременно услышим, коли сейчас на море вообще есть волны.
Я подумал о словах Гарсега и о погоде. Стояло почти полное безветрие, и я сказал:
– Верно, погода тихая.
– Да, и именно в такую погоду моряки обычно замечают этот остров. Он чаще всего виден в сумерки, похожий на мираж, сотканный в знойном воздухе.
– Они могут подойти сюда на веслах, если на море мертвый штиль и парусами не воспользоваться?
– Могут, и многие подходят.
Поначалу я здорово разозлился на Гарсега за то, что он бросил Баки и Ури одних и пошел за мной. Но потом я вспомнил, сколько хорошего он для меня сделал, и подумал, что сам точно так же бросил бедняжек. Поэтому я остановился, знаком подозвал Гарсега, и дальше мы зашагали бок о бок. До поры до времени мы шли в густой тени деревьев.
