Рыцарь

По идее, там должно было становиться все темнее и темнее – но нет, все вокруг озарялось голубым светом, подобный которому я видел раньше в морских глубинах и который сейчас казался мне ничуть не менее прекрасным, чем в первый раз. Немного погодя я решил чуть передохнуть и завис на месте, пытаясь сообразить, где же путь наверх. Наверное, ты думаешь, что подняться из глубины на поверхность очень легко и рыбы знают путь, но когда поблизости нет никаких рыб и ты не видишь вокруг ничего, кроме пронизанной голубым светом воды, тебе приходится сильно поломать голову.

Я очень долго безвольно плыл по течению (по крайней мере, мне так показалось). Слабый подводный поток нес меня все дальше и дальше, медленно разворачивая кругом, и это было здорово. Я думал о Дизири и о статуе, и вскоре они стали сливаться у меня в уме в один образ, и я задался вопросом, существую ли я вообще в реальности. Мне подумалось, что, возможно, я просто воспоминание: Дизири вспоминает меня, и всегда будет помнить, и всегда будет любить меня, а я всегда буду любить ее – и я существую лишь в сознании Дизири.

Я Кулили.

Эти слова я услышал не ушами, а скорее костями черепа.

Вниз. Спускайся вниз.

Я стал спускаться. Я понял, в каком направлении надо двигаться, поскольку оттуда доносился голос. Голубой свет постепенно превратился в фиолетовый, а потом стало совсем темно. Чьи-то пальцы дотронулись до моего лица, только я знал, что на самом деле это вовсе не пальцы. Я подумал, что так нечестно, и сказал:

– Я тебя не вижу.

Увидишь, когда я пожелаю.

– Ты кто? – спросил я.

Внезапно мне показалось, что я даже не знаю, кто я сам в действительности. Простой американский мальчишка? Рыцарь? Брат Бертольда Храброго?

Я Кулили. Ты – человек, поклявшийся сразиться с Кулили.

– Эйбел, – сказал я. – Меня зовут… Эйбел.

Ты убьешь меня?

– Не знаю. – Похоже, ответ не имел особого значения. – Полагаю, я должен попытаться. Я обещал.

Я тоже так считаю. Для тебя честь – это святое.

– Ты чудовище. Так говорил Гарсег.

До сей минуты я ничего, ровным счетом ничего не видел в кромешной тьме, но едва лишь произнес последнее слово, как в отдалении замерцал зеленый огонек. «Что там такое, черт возьми?» – подумал я.

Фосфорисцирующая рыба. Они иногда заплывают сюда.

– Мне трудно думать. – Я не знаю, почему сказал это, но я сказал правду. – Почему здесь так трудно думать?

Моя вода холодна.

– Зачем ты позвала меня сюда?

Она не ответила.

– Ничего, если я всплыву обратно? Мне бы хотелось согреться.

Прежде чем убьешь меня?

Она смеялась надо мной, но я нисколько не разозлился. Мне даже понравилось.

– Ты сама можешь запросто убить меня здесь и сейчас, если захочешь.

Я не стану.

– Ты же убивала эльфов, которые приходили убить тебя. Мне Гарсег говорил.

Этот мир принадлежал мне. Принадлежал еще во времена, когда здесь не было эльфов. Они изгнали меня с суши в воду, а потом загнали в эти глубины. Дальше меня уже не прогнать. Ты хочешь увидеть меня?

Перед моим мысленным взором возник отчетливый образ, словно вызванный в моем сознании чужой волей. Статуя, только живая.

– Ты смотрел в пруд. Ты видел там себя таким, каким тебя видят окружающие. Сейчас ты видишь меня такой, какой меня видят окружающие.

Я не представлял, как можно ненавидеть столь прекрасную женщину. Я спросил, почему эльфы ненавидят ее.

Спроси у них.

– Ладно, а почему ты ненавидишь их?

Я не ненавижу, но буду бояться их, покуда они боятсяменя.

Прекрасная женщина исчезла. Теперь я видел странный лес. Там росли деревья, похожие на телеграфные столбы, с несколькими огромными листьями на самой верхушке. Там на земле повсюду темнели лужи воды, и какое-то огромное существо под узловатыми корнями постепенно увеличивалось в размерах и вытягивало щупальца в разные стороны. Деревья разговаривали с женщиной внизу, и маленькие растения тоже, а она отвечала всем по очереди и становилась все больше и больше. Она видела все растения до единого и видела их души, которые обволакивали каждое из них подобием кокона. Души были разных