Анни. Ты прав, Альберт. Кем бы мы были, если бы не поженились?
Соппит. Старыми девами и холостяками.
Клара. Помолчи, Херберт.
Паркер. Итак, поскольку мы здесь собрались, чтобы отметить день нашей серебряной свадьбы, я предлагаю тост – за супружество!
Но дальше герои обнаружили, что священник, обвенчавший их всех, не имел на то права, а стало быть, все эти двадцать пять лет они жили «в грехе» – настоящий ужас по тем временам!
Паркер. Нет, дайте мне высказаться до конца… ибо, строго говоря, в глазах закона вы не являетесь мужем и женой. Так же как и все мы.
Клара. Вы бы погромче крикнули, – может, кто из соседей глуховат?
Паркер. Хорошо, хорошо, хорошо. Но если мы не будем считаться с фактами, мы ничего не добьемся. Это не наша вина – это наше несчастье.
Клара. Но разрешите мне сказать вам, что перед небом Херберт и я являемся законными супругами вот уже двадцать пять лет.
Паркер. Вы снова ошибаетесь: перед небом никто не соединял вас законными узами.
Занавес опустился под гром аплодисментов. Начался антракт, и все потянулись из зала. Это была та часть программы, которой я боялась больше всего, я ведь никогда не посещала школьные мероприятия в одиночестве. Я кивала всем, кого узнавала, и улыбалась вежливо, но немного отстраненно. Потом, чтобы хоть как-то скрыть смущение от того, что я одна, я притворилась, что с интересом изучаю программку.
– Миссис Смит?
Я подняла глаза. О боже. Передо мной стояла эта ужасная женщина, миссис Томпсон. Она была одной из тех, кто в июле с таким возмущением отнесся к тому, что Мэтт получил награду по математике. Старая калоша, вероятно, снова намерена свести со мной счеты, решила я, глядя, как она сверлит меня взглядом. Рядом не было Питера, чтобы защитить меня, и я почувствовала, что мысленно сжимаю кулаки. Вот оно как, значит, будет теперь, подумала я. Мне придется самой биться за место под солнцем. Но по мере того, как она приближалась, я заметила, что она улыбается, да и выглядит как-то иначе.
– Как я рада вас видеть! – воскликнула она. У меня чуть рот не открылся от удивления. – Как вы, миссис Смит? – заботливо поинтересовалась она.
– Хорошо, спасибо, – солгала я. – Вы прекрасно выглядите.
– О, я и чувствую себя прекрасно, – сказала она с довольной улыбкой. И пока она болтала о спектакле, я поняла, в чем суть произошедшей перемены. Она немного похудела, была умело подкрашена, вместо «химии» ее голову украшала искусная мелированная укладка. На ней был дорогой ангоровый жакет, а тонкий аромат завершал картину. У меня хорошее обоняние, но я, хоть убейте, не могла вспомнить, что это за духи.
– Кейти – просто прелесть! – восторженно произнесла она за чашкой кофе.
– Да, спасибо, – ответила я. И слушая, как она продолжает хвалить мою дочь, я вдруг почувствовала, что она теперь мой Новый Лучший Друг.
– Джонни тоже чудесный, – тепло сказала я в ответ.
– Она одарила меня восторженной улыбкой.
– Но он играет далеко не так хорошо, как Кейти, – добавила она скромно.
– Да нет, что вы, честное слово, он играет прекрасно, – ответила я.
– Кейти так естественна!
– Но Джонни тоже, и его дикция просто божественна.
– Нет, сегодня звезда – Кейти, это правда. Она идеально чувствует, в какой момент подать смешную реплику, это просто восхитительно.
– Но Джонни тоже играет просто потрясающе! – настаивала я, не желая уступать ей в любезности.
– Это страшно мило с вашей стороны, миссис Смит, но я думаю, ваши дети – прелесть. Такие красивые, такие умные.
К этому моменту я уже любила миссис Томпсон настолько, что готова была расцеловать.
– А то, как Мэтт расплатился со всеми, – добавила она. – Вы знаете, мы все так приятно удивлены!
– Простите? – не поняла я.
– О, разве вы не знаете? – продолжала она, отпивая кофе. – Он вернул деньги всем своим друзьям.
– Неужели? Хорошо. Я… и не знала.
– Да. Он выиграл деньги.
– Выиграл деньги? Как?
– Играя в покер.
– Но он не играет в покер, – сказала я.
– Да нет же, играет, еще как. Он, несомненно, играет как профессионал. Говорит, его бабушка научила прошлым летом.
– Нет, миссис Томпсон, это не совсем так. Видите ли, она научила его всего лишь рамми. О боже, – медленно произнесла я. – О боже.
