Дэния отпустила полог, продолжая сердито поглядывать в сторону виновника, застывшего в темноте. Ладно Джирет, тот еще мал, но наследный принц! Что ж, она получила лишнее подтверждение словам о тяжелом и непредсказуемом характере Аритона. Вспомнила она и слова Каола, утверждавшего, что его высочеству после клятвы верности потребовалось успокоить взбудораженные чувства выпивкой или иной прихотью. Вот он и сбежал в укромное местечко. Дэния молча принялась зажигать свечи.
Пламя осветило лиф ее платья, украшенный по краям затейливой вышивкой, и заиграло на ее волосах, придав их цвету приятную теплоту. Дэния спрятала недовольство за приторной улыбкой.
— Стейвен скоро придет, — сообщила она, стараясь говорить любезным тоном.
Аритон по-прежнему молчал и не входил в шатер.
— Входите же, — уже настойчивее предложила Дэния. — Садитесь поудобнее, чтоб приятнее было ждать.
Аритон чувствовал, скольких усилий стоит ей удержаться от недовольного ворчания. Наблюдательная Дэния конечно же заметила, в каком состоянии его одежда и он сам, и сделала определенные выводы. Не желая испытывать терпение хозяйки, Аритон прошел внутрь шатра. Обычно Дэния стремилась сделать все, чтобы принц чувствовал себя как можно удобнее. Аритон улыбнулся: на этот раз жена Стейвена избрала другую тактику. В шатре не осталось ни одного неосвещенного угла, где можно было бы укрыться. Аритон в отместку не стал никуда садиться. Когда Дэния удалилась на детскую половину, чтобы взглянуть, лег ли Джирет, а если еще нет, то насильно загнать сына в постель, наследный принц дал выход своему беспокойству и стал расхаживать взад-вперед.
Внутреннее убранство шатра было по-походному скромным; шпалеры, яркие ковры и мебель остались в хранилище. И все же язык не поворачивался назвать это жилище варварским. В одном углу громоздились куски дерева и коры — там Джирет мастерил игрушки для сестер. На камышовой подстилке лежала открытая книга. Рядом стояла наполовину сгоревшая свеча в простом подсвечнике. Подойдя ближе, Аритон увидел на странице красочный рисунок, вспыхнувший позолотой. Стена шатра была искусно расписана красками и изображала сцену охоты на оленя. В углу, на другой подстилке поверх елового лапника лежала драгоценная лиранта Халирона.
Серебряные струны отражали пламя свечей множеством крошечных переливающихся огоньков. Аритон стиснул зубы, но так и не смог отойти от лиранты. Инструмент завораживал его невероятным изяществом линий. Маленькими лунами мерцали топазы на грифе лиранты, зелеными солнцами вспыхивали изумруды. Вся лиранта — от богато инкрустированной деки до строгих черных колков — была воплощением гармонии иного мира, столь же далекого теперь от него, как и Дасен Элюр.
И Аритон не удержался. Прежде чем в нем заговорил разум, он уже сидел на подстилке. Рука сама собой потянулась к лиранте, и он слегка тронул струны.
Лиранта ответила, и этот звук ранил ему сердце, в точности напомнив голос другой лиранты, оставшейся в Итарре. Аритон не стал переворачивать инструмент, чтобы посмотреть знак мастера; звук был лучшим доказательством того, что перед ним — еще одно творение рук Эльшаны. Искушение оказалось слишком велико. Прислонившись к расписной стенке шатра, Аритон взял лиранту в руки и тихо заиграл.
Ожоги, оставленные рукотворным светом Лизаэра на ладони и запястье правой руки, только-только начали заживать. Раны сразу же заныли, отчего первые аккорды получились нестройными. Закусив губу, Аритон взял несколько громких и резких нот. Раздраженный и еще не вполне преодолевший головокружение, он чувствовал, что больше всего на свете ему сейчас хочется музыки. Аритон согнул одеревеневшую руку, тихо выругался по поводу треснувшей коросты на ране и взял первые аккорды одной из любимых мелодий. Музыка стремительно понеслась, сметая заднюю стену шатра, как ветер сметает с небес облака.
Трели уносились в вечернюю темноту. Красотой музыки Аритон стремился заглушить свою боль и неуверенность в ближайшем будущем.
Дэния, вернувшаяся от постели Джирета, была застигнута врасплох этим водопадом звуков. Возможно, Аритон вообще забыл о ее существовании. Чуткая женщина сразу догадалась: музыкальная исповедь принца — не для публики. Оказавшись невольной слушательницей, она застыла, комкая в руках край занавески.
Череда звуков, окончившихся самым высоким, какой только позволяла извлечь лиранта, была предвестницей смены настроя. Мажорный тон уступил место минорному. Теперь лиранта рассказывала о том, о чем Аритон никогда бы не решился поведать словами. Он скрывал боль за самоиронией, и переливы струн чем-то напоминали взлеты меча во время поединка. Дэния, взволнованная музыкой, дрожала от удовольствия. Этот принц мог бы околдовывать людей своей музыкой. Ее чары придали Дэнии смелость, и женщина шагнула вперед, выпустив из рук край занавески.
Занавеска с шумом упала, но Аритон даже не обратил внимания. Он был поглощен сотворением звуков. Он смешивал их и выпускал в пространство, приникнув щекой к поющему дереву деки. Глаза наследного принца были закрыты; он купался в звуках, вбирая их всем своим существом.
Внезапно соскользнувший палец разрушил чары. Лиранта умолкла, потом раздалось несколько тяжеловесных аккордов, как будто инструмент оказался в руках совсем другого человека, лишенного музыкального слуха.
Аритон торопливо заглушил лиранту и тут увидел, что потревоженная рана вскрылась и оттуда капает кровь.
Дэния не понимала, что заставляет ее сдерживать дыхание, но от этого у нее начала кружиться голова. Она сделала еще один шаг, и в тот момент принц поднял голову.
Чувства, что отражались в его глазах, ударили по Дэнии с силой морской бури, соединившейся с летней грозой. Она поспешно села напротив Аритона.
— Я ненароком услышала, как вы играете. Должна сказать, что у вас такой дар, которому и Халирон позавидовал бы.
Услышав имя менестреля, Аритон раздраженно сощурился. Не будь лиранта драгоценным творением Эльшаны, он наверняка отшвырнул бы инструмент прочь, будто тот жег ему кожу.
— Любезная, ты слишком щедра в своих похвалах.
Увидев знакомую прореху на куртке, Дэния вздрогнула. Может быть, он каким-то образом узнал, что эта одежда принадлежала ее погибшему брату? Аритон вновь поднял на нее глаза, и Дэния поняла: своей интуицией она способна проникать в его замыслы.
Она попыталась сгладить неловкость момента, принявшись поправлять платье на коленях. Сиренево- голубая ткань заструилась, потом опала, и руки Дэнии, словно две птицы, одновременно опустились на колени. Аритон поспешно склонил голову, надеясь, что упавшие волосы скроют его лицо. Скрыть прерывистое дыхание было труднее. Невзирая на тяготы лесной жизни и располневшее тело, даже выносив пятерых детей, жена Стейвена оставалась удивительно красивой и притягательной. Мысль о том, что ей удалось беспрепятственно проникнуть в его разум, вызвала хаос в чувствах Аритона, все еще обостренных после тинеллы. Его потянуло пуститься в откровенность.
Ощутив на себе ее быстрый робкий взгляд, Аритон отвернулся.
— Вас что-то тревожит, — не вопросительно, а утвердительно сказала Дэния. — Вы из-за этого хотите видеть моего мужа?
В ее голосе был тот бархатистый оттенок, какой бывает у ветра, колышущего высокую траву. Аритона охватила мелкая дрожь. Он быстро закрыл глаза, ощущая жар последних волн, вызванных тинеллой.
— Кое-что лучше не будоражить, — ответил он уклончиво.
Аритон рассчитывал погасить видение, но опоздал. Он увидел то, чего совсем не хотел видеть, особенно сейчас, и едва не задохнулся... Дэния лежала на черных листьях, кожаная одежда, которую она надевала для повседневных работ, была располосована в клочья, перепачканные землей бедра — обнажены. В горле женщины зияла кровавая дыра — след от удара мечом.
Откуда-то издалека до него донесся голос Дэнии:
— Будь у меня власть, я бы утопила все итарранское оружие в болотах Англифена, а вас сделала бы главным менестрелем Дешира.
Аритон открыл глаза и бросил на нее взгляд, горячий, как медь, кипящая в плавильном тигле. Он молча схватился за лиранту как за единственное средство спасения.
Но Дэнию было не обмануть. Она понимала, что сегодня Аритону почему-то не удается скрыть свою
