Асандир быстро расстегнул свой плащ и завернул в его черную с серебристым отливом материю темноволосого пришельца.
Бледный и непривычно тихий Дакар проделал то же самое с Илессидом. Затем грузный пророк побежал отвязывать лошадей.
Ехать предстояло в хижину дровосека, которую Асандир с Дакаром заняли вчера. С того времени как Деш-Тир завоевал небеса над Этерой и солнце исчезло, люди избегали древних мест сосредоточения силы. Западные Врата не являлись исключением. Ближайшее к ним жилище дровосека находилось в пяти лигах отсюда, что означало семь часов пути, ибо лошади были вынуждены нести на себе двойной груз. Едва Асандир и Дакар въехали в туманный лес, как стемнело.
Дакар вполголоса бранился. Ни дорог, ни троп в этих краях не было, лошади плелись между деревьями, и ветви хлестали пророка по рукам и коленям. Дождь немилосердно лился ему за шиворот. Дакар изрядно продрог, но ни единым словом не посетовал на то, что отдал свой плащ золотоволосому принцу. Вместе с этим человеком, так и не приходящим в сознание, на руках Дакара сейчас покоилась пятисотлетняя надежда Этеры. Илессид, которого он вез, являлся наследником престола в Тайсане, однако вместо пышной встречи во дворце принца ожидала лишь скромная хижина дровосека, к тому же пустая сейчас: хозяин отправился на осеннюю ярмарку в городок Западный Край.
Небо над уходящими в туман громадами сосен посерело. Наступил рассвет. Наконец маг и пророк добрались до хижины и привязали лошадей к столбам крыльца. Хижина внутри была сухой, а две ее комнатки под отвесной крышей имели вполне жилой вид. Асандир расстелил возле очага одеяла и переложил на них жертв Красной пустыни. Потом он разжег в очаге огонь, поставил греться железный котел с водой и, опустившись на колени, начал стаскивать с темноволосого пришельца мокрую одежду.
Дверь с шумом распахнулась. Вошел Дакар, успевший отвести лошадей в хлев и теперь нагруженный дровами.
— А почему ты не начал с принца Тайсана? — удивленно спросил пророк.
Асандир не поднял головы.
— Я начал с того, кто более нуждается в помощи.
Разорвав ветхую одежду, маг увидел на груди темноволосого человека уродливый шрам. В свете очага проступили более старые шрамы на теле и руках, свидетельствовавшие о том, что человек побывал в жестоком плену.
— Эт милосердный!
Дакар с шумом опустил свою ношу на скамью.
— За что его так? Неужели он изгой или преступник, раз оказался в такой передряге?
— Ни то и ни другое, — ответил Асандир тоном, не располагавшим к дальнейшим расспросам.
Встревоженный Дакар склонился над Илессидом и почти сразу же облегченно вздохнул. Принц пострадал лишь от тягот странствия по Красной пустыне. С непривычной для него быстротой пророк вымыл своего подопечного и уложил на подстилку в соседней комнате. Вернувшись, он обнаружил, что Асандир все еще возится с темноволосым пришельцем.
Дакар плюхнулся на скамью и скорчил гримасу: у него ныли все мышцы. Озябший, промокший и измотанный ночным путешествием, он так и не мог понять, зачем Асандир тратит время на слугу. Человек, своим появлением подтвердивший справедливость Пророчества о Западных Вратах, мирно спал в другой комнате. После недолгой внутренней борьбы любопытство все же пересилило в Дакаре осторожность, и он спросил:
— Он и в самом деле достоин, чтобы так нянчиться с ним?
Ледяной взгляд Асандира вновь насторожил пророка. Мастерски умея ускользать от прямых ответов, маг ответил вопросом:
— А ты заметил, какой у него меч?
Дакар ногой разгреб кучу мокрых лохмотьев, валявшихся возле Асандира. Среди тряпья блеснула рукоятка меча. Над изящным изгибом поперечины сиял изумруд, вделанный столь искусно, что оставалось лишь догадываться, как мог сделать это человек. Дакар нахмурился; увиденное явилось скорее загадкой, чем объяснением. Откуда у простолюдина паравианский меч? Если он — слуга, то почему господин позволяет ему носить столь древнее и редкое оружие?
— В самом деле, любезный мой пророк, почему? — вслух спросил Асандир.
Дакар выругался, не сдержав раздражения. От недостатка сна его мозги отказывались работать, и все же он попытался построить ход рассуждений. Этеру до появления людей населяли три древние паравианские расы: единороги, кентавры и низкорослые люди, называемые солнечными детьми. Когда Деш-Тир лишил континент солнца, паравианцы исчезли неведомо куда. Каким образом у этого оборванца оказался паравианский меч? Чувствуя, как на пути исполнения его предсказания возникла необъяснимая преграда, грозящая заставить его исполнить легкомысленно данную им клятву насчет пяти лет трезвости, Дакар дал выход своему раздражению.
— Даркарон тебя побери, я устал от твоих хождений вокруг да около. Ты можешь хотя бы раз в сто лет ответить прямо?
Ответом ему была полная тишина. Дакар осторожно поднял голову и увидел Асандира по-прежнему склонившимся над изгоем Дасен Элюра. Отсветы пламени очага делали их обоих похожими на статуи. Всеми возможными способами дав понять, что ему надоело ждать, Дакар вздохнул и вытянул ноющие ноги в сторону очага. «Здравый смысл и забота о себе, — решил он, — сейчас гораздо важнее и полезнее всяческих пророчеств». Когда через некоторое время Асандир решил передохнуть, Дакар уже не приставал к нему с вопросами. Привалившись спиной к стене и устроившись поудобнее, он вовсю храпел.
Едва Безумный Пророк огласил комнату первыми руладами храпа, суровое лицо Асандира потеплело. Он осторожно убрал волосы с лица пришельца, показавшегося ему таким знакомым, и удовлетворенно улыбнулся.
— Наш пророк, видите ли, считает тебя слугой, — тихо произнес он.
Сквозь иронию этих слов отчетливо проступала грусть. Кто же так жестоко обошелся с потомком Фаленитов? Кто оставил на его юном теле отвратительные следы пыток и издевательств? Один их вид являлся оскорблением всех понятий о чести. Должно быть, Дасен Элюр сильно изменился с тех пор, как Содружество Семи запечатало Врата в иные миры, опасаясь нашествия Деш-Тира.
Асандир глядел на обожженное солнцем, обветренное лицо Фаленита и молча просил прощения за прошлое. Потом маг закрыл глаза и предпринял новую попытку прощупать разум принца. Быстрый, точно направленный и искусный, как нож в руках умелого лекаря, его посыл должен был проникнуть в глубинные слои памяти, неподвластные воле Фаленита. Однако вопреки всем ожиданиям Асандира пришелец из Дасен Элюра громко вскрикнул. Его тело содрогнулось под руками мага. Глаза раскрылись, но взгляд их был отсутствующим.
Удивленный Асандир отпрянул.
— Тише, — произнес он на древнем языке.
Слово сработало, точно ловушка, подавив пробуждающееся сознание Фаленита. Маг терпеливо ждал, пока зеленые, похожие на изумруд в рукоятке меча глаза принца подернутся пеленой и закроются.
Асандир задумался. Пришелец из Дасен Элюра где-то обучался магии, и его мозг был защищен от вторжения. Если защита действовала и в бессознательном состоянии, какой же силой он должен обладать? Асандир осторожно распрямил покрытые шрамами руки Фаленита. У мага не оставалось иного выхода, кроме непосредственного вторжения в разум принца. Это было необходимо не только для исцеления последнего от проклятия Мерта. Наравне с потомком Илессидов этот человек являл собой надежду Этеры.
Асандир сосредоточился и вновь стал погружаться в чужой разум. Подобно тому, как вода просачивается в сухой войлок, он добрался до поверхностного слоя. Проникновение было почти незаметным, однако потомок Фаленитов его почувствовал. Внутри его зародилась тревога, и сейчас же Асандир ощутил, как кожа принца покрылась пупырышками.
«Осторожнее», — сказал себе Асандир.
Невидимая нить, соединявшая его с принцем, не была жестко натянутой; едва разум Фаленита пытался ее оборвать, нить исчезала. Асандир не старался овладеть сознанием принца. Он просто ждал, ждал с безграничным терпением. Наконец, повинуясь неведомому вторжению, Фаленит назвал себя.
