Элайру в забытье, но совсем другого свойства. Наверное, это состояние называлось как-то по-иному. Название она придумает потом, а сейчас девушка полностью открылась звукам и доверилась своей интуиции… Открыв глаза, она обнаружила, что стоит на коленях, держа в руке кусочек мела.
Элайра не помнила, где именно начинался и оканчивался каждый отдельный узор магических линий. Главное, она успела выткать все полотно. Здесь будет покоиться душа рыбака, изъятая на время из тела. Оглядев весь мерцающий лабиринт еще раз, послушница убедилась, что защита надежна. Теперь можно вплотную заняться врачеванием искалеченной руки.
Ясность сознания сопровождалась у Элайры слабостью во всем теле. Пошатываясь, она встала и свела все мысли в узкий пучок. Потом заменила огарки на новые свечи и разместила их в четырех основных точках. Элайра знала, что рискует и что опасность притаилась где-то рядом и ждет, когда она допустит оплошность. Хижина показалась ей жалким суденышком в бурном океане пробужденной магической силы. Элайра кожей ощущала невидимые волны; ей казалось, что лиранта разбрасывает снопы серебристых искр. Выдержат ли стены напор силы, собранной стараниями Двух магов? Сейчас любой промах может оказаться роковым. Она перешла такие границы, что назад уже не повернуть. Впрочем, они оба перешли, ибо любой нестройный звук лиранты может привести к тому, что все будет разрушено неуправляемым потоком силы.
Ветер за окном не перестал бесноваться, но для Элайры и Аритона он отодвинулся куда-то очень далеко. Наверное, и дождь тоже продолжал стучать по крыше, но они не слышали. Аритон склонил голову к лиранте, ни на миг не прекращая играть. Повинуясь аккордам и переливам, магическая сила бурлила все меньше, затем вошла в равновесие и замерла.
Аритон поднял голову. Элайра ждала, что он это сделает, но все равно ее слегка кольнуло. Она заранее знала, в какой момент он прекратит играть и заглушит струны. Она чувствовала, как постепенно исчезают все преграды, воздвигнутые Повелителем Теней. Преграды, которые он всегда так ревниво оберегал.
Рухнула последняя стена.
Дар музыканта и дар колдуньи соединились, расплавились в невидимом тигле и отлились в единый сплав. Музыка объединила их души. Элайра боялась шевельнуться, она застыла, снова и снова вспоминая недавнее прикосновение Аритона. Слезы были совсем близко, но она не позволяла им пролиться. Присущее Фаленитам сострадание, в котором она упрекала Аритона, окутало ее, пронизало насквозь. Наверное, Элайра рухнула бы на пол, если бы лиранта не зазвучала снова.
Теперь кориатанская магия и магия музыки запечатлели Имя несчастного рыбака. Аритону важно было узнать, как этот парень относится к себе, каким он видит себя. Через магию музыки, с глубочайшим состраданием, он притронулся к внутреннему существу рыбака, которое превратил в своеобразное зеркало, обращенное внутрь.
Мелодия полилась медленнее, усыпляя разум раненого. Извлеченный из тисков телесной боли, рыбак заснул. Лиранта каждой своей нотой, каждым аккордом осторожно выманивала окутанную магией душу рыбака, дабы она не препятствовала врачеванию тела.
Элайра и сама была заворожена. Она не представляла, что Аритон способен творить подобные чудеса. Магическим зрением она увидела, как гроздья звуков вылетают из-под струн и рассеиваются в воздухе. Сотканное ею полотно становилось все совершеннее, а свет узоров — все чище. Увы, сам Аритон не видел того, что творил его дар. Но по всем канонам магического искусства его интуитивное творение было безупречным.
Элайра стояла, прижав руки к груди. Звуки давили на нее; ей казалось, что они разорвут ей внутренности. Лиранта звенела все громче, завладевая спящим сознанием рыбака. Своей музыкой Аритон продолжал извлекать его душу.
В комнате послышался громкий треск.
Магическое полотно вспыхнуло, будто угли от порыва ветра. Каждый узелок тут же гас, принимая в себя частичку души.
Аритон доиграл последние несколько аккордов и заглушил струны. Пространство вокруг стола сразу же наполнилось пугающей и давящей магической силой. Сейчас рыбака и его душу связывали тончайшие, неосязаемые нити. Паутина в сравнении с ними казалась толстым канатом.
— Эт милосердный, — прошептала Элайра.
Она не раз видела, как накладывали заклинания колдуньи из Круга Старших, соединяясь через Скирион и питая его своей силой. Она училась искусству врачевания в лучшей и самой большой лечебнице (другой такой не было во всей Этере). Но все, что она изведала до сих пор, меркло перед интуицией магически незрячего Аритона, творящего чудеса на своей лиранте.
— Милая колдунья, — тихо сказал он, будто прочитав ее мысли. — Разве ты не догадалась, что я извлекал звуки не наугад? Моими руками водило твое магическое зрение. ; Элайра едва не вскрикнула. Значит, все это время его разум оставался соединенным с нею, а его сознание глубока вошло в ее сознание. Получается… Аритон позволил ей заглянуть по другую сторону завесы, в потаенные глубины, куда он не допускал никого.
В ней поднялась ответная волна. Для Элайры она звенела и гудела, как неистовый колокол. Наконец-то ей открылось, что является ключом к Аритону. Ее чувство: сильное, глубокое. Такое, каким оно у нее было всегда. Элайра увидела любовь, которую он постоянно и даже безжалостно подавлял, думая, что ее тяга к нему — не более чем уловка Морриэль, предпринимаемая ради вторжения в его душу.
Ну почему они поняли друг друга только сейчас, когда невозможно насладиться этим удивительным открытием? Увы, между ними стояла чужая беда: рыбак по-прежнему находился в тяжелом состоянии и дорога была каждая минута.
Годы наблюдения за больными научили Элайру внимательно относиться к времени суток, ибо от этого часто зависело, выживет человек или умрет. В промежутке от полуночи и до рассвета связь между душой и телом была особенно слабой. Недаром в ночные часы многие опасно больные подсознательно стремились вырваться за пределы телесной оболочки и перейти по другую сторону Колеса Даркарона.
Если этому рыбаку суждено выжить, надо действовать быстро и решительно.
Элайра заставила себя сосредоточиться. Ладони у нее были влажными от пота. Сложив их чашей и поместив туда свой кристалл, она вновь склонилась над раненым. Сейчас, когда рыбак почти не дышал, его рана выглядела еще чудовищнее. От Аритона Элайра научилась заглушать в себе нашептывания здравого смысла, требовавшего ради благоразумия и спасения человека удалить это страшное месиво вместе с рукой. И никто не упрекнул бы их с Аритоном: лучше калека, чем мертвец.
Сердце Элайры упрямо не желало соглашаться с подобным благоразумием. Все ее существо противилось очевидной вроде бы необходимости вмешаться в чужую жизнь и довершить то, что начала слепая стихия шторма. Закусив губу, Элайра направила свою волю в кристалл кварца. Не зная, каким будет исход, но понимая, что идет на отчаянный риск, она вторглась в магическое полотно, чтобы соединить магические заклинания с целебными свойствами трав и выправить руку.
Кости, кровь, мышцы и хрящи — все они требовали своих заклинаний, не очень-то сочетавшихся между собой. А ведь их еще предстояло связать с жизненной силой самого рыбака.
Элайра не помнила, когда именно музыка Аритона вновь пришла ей на помощь. Она накладывала особо трудное заклинание и почувствовала, что у нее дрожит рука. И сейчас же раздались успокаивающие, ободряющие аккорды лиранты. Всякий раз, когда сердце было готово сжаться от страха, а напряжение — разрушить ее связь с кристаллом, музыка укрепляла колдунью; извлекаемые Аритоном звуки постоянно говорили ей, что она не одна и что все идет не так уж плохо.
Его музыка была чудом, и такое же чудо Элайра наблюдала собственными глазами. Кусочки раздробленной кости, словно части головоломки, послушно вставали в нужные места. Только здесь головоломка состояла из множества слоев, и к каждому ее кусочку тянулись нити заклинаний, которые нельзя было ни перепутать, ни оборвать. Музыка Аритона поддерживала руки Элайры, сосредоточенность ее ума и спокойствие сердца. Восстанавливая поврежденную плоть, Элайра не забывала удалять мельчайшие волокна каната, застрявшие в ране. Стоило пропустить хотя бы один, и рыбаку грозила бы смерть от заражения крови.
Восстановив кость и хрящи, Элайра занялась мускулами и сетью кровеносных сосудов. Эта задача была еще сложнее: каждый неправильно соединенный сосуд мог стать причиной последующего кровотечения, каждое неверное соединение сухожилия привело бы к неподвижности руки. Сухожилия приходилось
