В мире фантастики и приключений. Выпуск 1. 1959 г.
Николай Томан. В погоне за «призраком»
В КАБИНЕТЕ ПОЛКОВНИКА ОСИПОВА
Время перевалило за полночь. Все сотрудники генерала Саблина давно уже разошлись по домам. Один только полковник Осипов все еще сидел в своем кабинете, ожидая важного донесения.
Письменный стол его был освещен настольной лампой. Лучи света падали на поверхность стола из- под низко опущенного колпачка; белый лист бумаги отражал и слабо рассеивал их по всему кабинету. Комната, однако, была большая, и этого отраженного света было в ней недостаточно. Со стороны казалось даже, что пространство за пределами письменного стола Осипова погружено в темноту. Полковник, однако, привык к полумраку и хорошо видел все вокруг. Он любил поздними вечерами, а часто и бессонными ночами во время дежурства бесшумно прохаживаться по мягкому ковру своего кабинета, продумывая многочисленные варианты возможных действий противника. Чистый лист бумаги, казавшийся на темно- зеленом фоне настольного сукна не только единственным освещенным местом, но и как бы самим источником света, гипнотизировал и привлекал к себе Осипова. Полковник подходил к нему то и дело, готовый запечатлеть на нем так долго продумываемую мысль, но всякий раз, когда он брался уже за перо, какой-то внутренний голос убеждал его, что мысль еще недостаточно созрела, загадка далека от решения и выводы слишком скороспелы.
И снова принимался полковник Осипов - седой, слегка сутуловатый человек с усталыми глазами - ходить по кабинету, подолгу останавливаясь у окна, за которым все еще не хотела засыпать большая, очень шумная в дневные часы площадь.
“Если бы только этот Мухтаров выздоровел или хотя бы пришел в сознание, - уже в который раз мысленно повторял Осипов, наблюдая, как внизу, за окном, мелькали яркие огоньки автомобильных фар. - Все могло бы проясниться тогда… Может быть, позвонить в больницу еще раз?… Нет, не стоит Было бы что-нибудь новое - сами бы немедленно сообщили. Но почему, однако, бредит Мухтаров стихами? И что эго за стихи: “Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах”. Или еще вот эта строка: “Шумно оправляя траур оперенья своего”. Как угадать по этим строчкам, какие мысли возникают у него в бреду? И почему произносит он только эти стихи? Ни одного другого слова, кроме стихов… А этот томик американских поэтов, который нашли у него?… Существует, наверно, какая-то связь между ним и стихотворным бредом Мухтарова. Но какая?…”
Полковник Осипов сам перелистал несколько раз этот небольшой, типа “покит бук”
[1], томик избранных произведений американских поэтов. Он не мог похвалиться, что читал их всех, но такие имена, как Генри Лонгфелло, Эдгар По и Уолт Уитмен, были ему хорошо известны Какое, однако, имели они отношение к бреду Мухтарова - оставалось для него загадкой.
Побывал вчера томик американских поэтов в химической лаборатории и подвергся там исследованию, но и это не дало никаких результатов. Попал он затем к подполковнику Филину, специалисту по шифрам. Филин высказал предположение, что какое-то из стихотворений этого томика, видимо, является кодом к тайной переписке засланных к нам шпионов. Он допускал даже, что именно этим кодом зашифрована радиограмма, перехваченная несколько дней назад в районе предполагаемого местонахождения знаменитого шпиона, известного под кличкой “Призрак”. Подобная догадка, пожалуй, не лишена была оснований, так как и сам Осипов допускал, что агент иностранной разведки Мухтаров, видимо, предназначался в помощники “Призраку”. Его ведь выследили в поезде, уходившем в Аксакальск, то есть именно в тот район, где находился “Призрак”.
Все, конечно, могло бы обернуться по-другому, если бы Мухтаров не догадался, что за ним следят. Но он почувствовал это и, пытаясь уйти от преследования, неудачно выпрыгнул из вагона на ходу поезда. Теперь он лежит в бессознательном состоянии в больнице и врачи не ручаются за его жизнь.
В карманах шпиона обнаружили: паспорт на имя Мухтарова, удостоверение личности и железнодорожный билет до Аксакальска. В чемодане нашли портативную радиостанцию и томик избранных стихотворений американских поэтов. Подполковник Филин вот уже целый день сидит теперь над этим томиком, отыскивая стихотворение, строки из которого произносил в бреду Мухтаров.
Был уже второй час ночи, когда в кабинете Осипова зазвонил телефон. Полковник торопливо схватил трубку, полагая, что звонят из больницы.
– Р-разрешите д-доложить, Афанасий Максимович, - услышал он голос Филина. Подполковник был сильно контужен на фронте в годы войны и слегка заикался в минуты волнения.
– Докопались до чего-нибудь? - спросил Осипов.
– Так точно. Выяснилось, что Мухтаров произносит в бреду строки из стихотворения “Ворон” Эдгара По.
– Ну и что же? - оживился Осипов. - Удалось с его помощью прочесть перехваченную шифрограмму?
– Никак нет, не удалось. Видимо, стихотворение Эдгара По не имеет никакого отношения к этой шифрограмме
– Да?… - разочарованно проговорил Осипов. - Не очень-то вы обрадовали меня этим сообщением.
Едва он положил трубку на рычажки телефонного аппарата, как снова раздался звонок. Теперь полковник уже почти не сомневался, что звонят из больницы.
– Это я, Круглова, - торопливо докладывала дежурная медсестра. По голосу ее Осипов тотчас же догадался: в больнице произошло то, чего он особенно опасался. - Знаете, что случилось, Афанасий Максимович? Мухтаров умер только что…
Все надежды Осипова, если не на полное признание Мухтарова, то хотя бы на какие-то дополнительные догадки, порождаемые бредом его, рушились теперь.
– Пришел ли он хоть перед смертью в сознание? - спросил Осипов медсестру.
– Нет, Афанасий Максимович, - поспешно ответила Круглова. - Только по-прежнему бредил стихами. Может быть, он поэт какой-нибудь?
– Люди такой профессии не бывают поэтами, - убежденно проговорил Осипов. - Какие же стихи говорил Мухтаров? Всё те же? - спросил он Круглову, уже без всякой надежды услышать что-нибудь новое.
– Я записала. Сейчас прочту вам. Тут., впрочем, тоже всё разрозненные строчки: “Гость какой-то запоздалый у порога моего, гость - и больше ничего”… Знаете, Афанасий Максимович, очень даже похоже, что все это он сам сочинил. Наверно, под этим “гостем” смерть свою имел в виду…
– Ну, а еще что?
– Из какого-то другого стихотворения он даже целую строфу прочел. Вот, послушайте:
Согнется колено, вихляет ступня,
Осклабится челюсть в гримасе, -
