кроме Вас, читал это письмо. Якимов”.
Я стоял у окна, держа записку в руках, боясь повернуться лицом к Кострову. Сначала надо было решить, что делать.
III
Две мысли мелькнули у меня сразу. Первая: лишь тогда имело смысл писать по-немецки, если ни Валя, ни Вертоградский не знают этого языка. Вторая: значит, Якимов не один, значит, есть “они”, которые заставили его украсть вакцину. Первое надо выяснить сейчас же. Насчет второго мы поговорим с Петром Сергеевичем. Я повернулся и резко спросил Вертоградского:
– Разве вы не понимаете по-немецки?
– Нет, - сказал Вертоградский. - Впрочем, со словарем…
Я повернулся к Вале:
– А вы?
– Нет.
Я повернулся к Кострову:
– Где было письмо?
– В книге, - ответил Костров, - вместо закладки. Оно торчало между страницами, но я не обратил на него внимания. Я часто закладываю нужные мне места первыми попавшимися бумажками.
– А где была книга?
– У меня наверху.
– Все время? Последние дни вы ее не сносили вниз?
– Я не помню… Ты не помнишь, Валя? Это “Основы микробиологии”, - растерянно сказал Костров.
– По-моему, она все время была наверху, - сказала Валя, - но Якимов позавчера поднимался к тебе. Помнишь, он еще забыл наверху спички?
– А в последние дни вы читали книгу? - спросил я.
– Куда там! - махнул рукой Андрей Николаевич. - Разве мне эти дни до чтения было?
– Хорошо, - сказал я, - в конце концов, это ничего нового не вносит. Мы и раньше знали, что украл Якимов. - Я зевнул. - Валечка, вы бы не приготовили мне чего-нибудь поесть? А вас, Андрей Николаевич, я все-таки попрошу закончить вашу докладную. Она может очень мне пригодиться… Пойдемте, Петр Сергеевич, я провожу вас.
Конечно, все они поняли, что я хочу поговорить с Петром Сергеевичем наедине, но были достаточно вежливы, чтобы не дать мне это почувствовать. Валя даже спросила заботливо, люблю ли я жареную колбасу с картошкой, и я ответил, что с детства страшно люблю.
Мы вышли с Петром Сергеевичем из дома и молча прошли через полянку. Когда дом скрылся за деревьями, Петр Сергеевич не выдержал.
– Теперь вы убедились, что это Якимов? - спросил он.
Я пожал плечами:
– Дело очень серьезное, Петр Сергеевич. Может быть, и Якимов, может быть, нет. Но если даже Якимов, то, судя по записке, он был не один. Какие-то люди руководили им, угрожали ему. Кто это может быть, Петр Сергеевич?
Партизанский интендант остановился и растерянно на меня посмотрел:
– Вы думаете, кто-нибудь из отряда?
– Может быть, из отряда. Если нет, значит, на ваших Алеховских болотах спокойно разгуливают посторонние люди.
Петр Сергеевич огорчился ужасно.
– Нет, - сказал он, - как же так! У меня посты на всех проходах, мы тут знаем каждый кустик, пройти нигде невозможно.
– Значит, в отряде есть чужие люди.
Петр Сергеевич замолчал. Мы молча пошли по тропинке; он отвернулся от меня, и видно было, как он огорчен и обижен.
– Что же вы думаете делать? - спросил он наконец.
– Когда ушел отряд? - ответил я вопросом.
– Позавчера днем.
– У вас есть сведения о каждом из оставшихся?
– Да, конечно.
– Пойдемте в штаб. Вы познакомите меня со всеми.
– Хорошо.
Конечно, я прекрасно понимал, что эта работа может оказаться бесполезной. Если отряд ушел только позавчера днем, то возможно, что человек, которого боялся Якимов, который заставил его пойти на преступление, ушел с отрядом. Легко представить себе, что позавчера утром у них был решающий разговор, что неизвестный потребовал, чтобы дело было сделано ближайшей ночью. Но проверять тех, кто ушел, я не мог - надо было проверить оставшихся.
Тропинка сворачивала. Здесь кончались большие деревья и видно было болото на много километров. Тишина и покой царили над ним. Жаркое солнце палило над стоячими озерками, медленно- медленно текущими ручейками, над однообразной болотной зеленью, лозняком, зарослями камыша. Звенели комары в тишине. Ветерок чуть-чуть шевелил листву. Самая тишина и покой болота опять показались мне тревожными, настороженными, враждебными. Большая лиловая туча медленно выползала из-за горизонта. Парило так, что, наверно, вода в озерах была почти горячей.
– Гроза будет к вечеру, - сказал Петр Сергеевич. - Вот после дождя посмотрите наше болото: ни пройти, ни проехать.
Глава пятая
I
Мы вошли с Петром Сергеевичем в ту самую землянку, где я был утром, и он мне стал поименно перечислять членов отряда, которые остались в его распоряжении. Трое раненых, из них один лежал, а двое только недавно стали ходить, опираясь на палочку. Две женщины, много лет жившие в соседней деревне и известные всем в районе. Старик конюх, тоже местный, бывший инспектор по качеству в одном из колхозов. Другой старик, охотник, получивший в 1939 году премию за рекордное количество убитых волков. И еще старик, учитель-пенсионер, проработавший в этих местах лет сорок. Не считая Петра Сергеевича, всего двадцать девять человек. Почти все это были местные люди, здесь родившиеся и выросшие, вся жизнь которых была на виду. Только трое были не местные: два красноармейца, прикрывавшие отход своей
