Юрковском куртку. Он увидел странный ветвистый рисунок на коже, бегущий через грудь от плеча до плеча. Рисунок был похож на силуэт каких-то диковинных водорослей - темно багровый на смуглой коже. Некоторое время Дауге тупо разглядывал странный рисунок, а затем сообразил, что это след сильного электрического удара. Видимо, Юрковский упал на обнаженные контакты под высоким напряжением. Вся измерительная аппаратура планетологов работала под высоким напряжением. Дауге побежал в медицинский отсек.
Он сделал четыре инъекции, и только тогда Юрковский открыл, наконец, глаза. Глаза были тусклые и смотрели довольно бессмысленно, но Дауге очень обрадовался.
– Фу ты, черт, Владимир,- сказал он с облегчением,- я уж думал, что дело совсем плохо. Ну как ты, встать можешь?
Юрковский пошевелил губами, открыл рот и захрипел. Глаза его приобрели осмысленное выражение, брови сдвинулись.
– Ладно, ладно, лежи,- сказал Дауге.- Тебе надо немного полежать.
Он оглянулся и увидел в дверях Шарля Моллара. Моллар стоял, держась за косяк, и слегка покачивался. Лицо его было красное, распухшее, и он был весь мокрый и обвешан какими-то белыми сосульками. Дауге показалось, что от него идет пар. Несколько минут Моллар молчал, переводя печальный взгляд с Дауге на Юрковского, а планетологи озадаченно глядели на него. Юрковский перестал хрипеть. Потом Моллар сильно качнулся вперед, перешагнул через комингс и, быстро семеня ногами, подобрался к ближайшему креслу. У него был мокрый и несчастный вид, когда он сел, по каюте прошла волна вкусного запаха вареного мяса. Дауге пошевелил носом.
– Это суп? - осведомился он.
– Оуи, монсиеур, - печально сказал Моллар.- В'ермишелль.
– И как суп? - спросил Дауге.- Хороще-о?
– Хороще-о,- сказал Моллар и стал собирать с себя вермишель.
– Я очень люблю суп,- пояснил Дауге.- И всегда интересуюсь как.
Моллар вздохнул и улыбнулся.
– Больше нет суп,- сказал он.- Это биль очень горячий суп. Но это биль уже не кипьяток.
– Боже мой!- сказал Дауге и все-таки захохотал. Моллар тоже засмеялся.
– Да!- закричал он.- Это биль очень забавно, но очень не удобно, и суп пропал весь.
Юрковский захрипел. Лицо его перекосилось и налилось кровью. Дауге встревоженно повернулся к нему.
– Вольдемар сильно ушибся?- спросил Моллар. Вытянув шею, он с опасливым любопытством глядел на Юрковского.
– Вольдемара ударило током,- сказал Дауге. Он больше не улыбался.
– Но что произошло?- сказал Моллар.- Било так не удобно…
Юрковский перестал хрипеть, сел и, страшно оскалясь, стал копаться в нагрудном кармане куртки.
– Что с тобой, Володька? - растерянно спросил Дауге.
– Вольдемар не может говорить,- тихо сказал Моллар.
Юрковский торопливо закивал, вытащил авторучку и блокнот и стал писать, дергая головой.
– Ты успокойся, Володя,- пробормотал Дауге.- Это немедленно пройдет.
– Это пройдет,- подтвердил Моллар.- Со мною тоже било так. Биль очень большой ток, и потом все прошло.
Юрковский отдал блокнот Дауге, снова лег и прикрыл глаза.
– 'Говорить не могу',- с трудом разобрал Дауге.- Ты не волнуйся, Володя, это пройдет.- Юрковский нетерпеливо дернулся.- Так. Сейчас. 'Как Алексей и пилоты? Как корабль?' Не знаю,- растерянно сказал Дауге и поглядел на люк в рубку.Фу, черт, я обо всем забыл.
Юрковский мотнул головой и тоже посмотрел на люк в рубку.
– Я узнаю,- сказал Моллар.- Я все сейчас буду познать.
Он встал с кресла, но люк распахнулся, и в кают-компанию шагнул капитан Быков, огромный, взъерошенный, с ненормально лиловым носом и иссниня-черным синяком над правой бровью. Он оглядел всех свирепыми маленькими глазками, подошел к столу, уперся в стол кулаками и сказал:
– Почему пассажиры не в амортизаторах?
Это было сказано негромко, но так, что Шарль Моллар сразу перестал радостно улыбаться. Наступила короткая тяжелая тишина, и Дауге неловко, кривовато усмехнулся и стал глядеть в сторону, а Юрковский снова прикрыл глаза. 'А дела-то неважные',- подумал Юрковский. Он хорошо знал Быкова.
– Когда на этом корабле будет дисциплина?- сказал Быков.
Пассажиры молчали.
– Мальчишки,- сказал Быков с отвращением и сел.- Бедлам. Что с вами, мсье Моллар?- спросил он устало.
– Это суп,- с готовностью сказал Моллар.- Я немедленно пойду почиститься.
– Подождите, мсье Моллар,- сказал Быков.
– Кх… Де мы? - прохрипел Юрковский.
– Падаем,- коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
– Кх… Уда? - спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
– В Юпитер,- сказал Быков. Он не смотрел на Моллара. Ему было очень жаль Моллара. Моллар был в первом своем настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был замечательным радиооптиком.
– О, - сказал Моллар,- в Юпитер?
– Да,- Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу.- Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
– Гореть будем?- быстро спросил Дауге.
– Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
– Пойду почиститься.
– Погодите, Шарль,- сказал Быков.- Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
– Поняли,- сказал Дауге.
– Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь,- сказал Моллар. Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
– Х-хорошо ска-азано,- сказал Юрковский.
– С'ест ле мот (хорошо сказано (фр.)),- сказал Моллар. Он улыбался.- Можно… Можно, я все-таки пойду чистить себя?
– Да, идите,- медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
– Что он поет?- спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
– 'две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них'. Что-то в этом роде.
– Тра-ля-ля,- задумчиво сказал Быков.- Здорово.
– Т-ты п-пе-ереводишь, к-как лианто,- сказал Юрковский.- 'С-сиганули' - ш-шедевр.
Быков посмотрел на него с изумлением.
– Ты что это, Владимир?- спросил он.- Что с тобой?
– З-заика на всю жизнь,- ответил Юрковский усмехаясь.
– Его ударило током,- сказал тихо Дауге.
Быков пожевал губами.
– Ничего,- сказал он.- Не мы первые. И бывало похуже.
Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами. Из полуоткрытого люка
