балки. Если они сообразят, как застопорить механизмы…
— Скоро подойдет Лого, он защитит нас… — сказал Книжник — уже безо всякой надежды.
— Ты же все понимаешь, — сказал Зигфрид и улыбнулся в своей извечной едкой манере. И еще…
Зигфрид посмотрел в сторону своей Инги. Красавица отрешенно стояла в стороне, даже не пытаясь приблизиться: наверное, они уже успели попрощаться. Не было никаких сомнений: она знала, что ее любимый уходит навсегда. И видно было, что слезы рвутся у нее из глаз, что она готова в любой миг разреветься — как это сделала бы любая нормальная кремлевская женщина. Но девушка оставалась совершенно холодной на вид, будто ничего особенного не происходило. Видимо, у вестов совсем другие обычаи.
— Береги ее, — тихо сказал Зигфрид.
Книжник не нашел слов в ответ, просто кивнул. Они обнялись — в первый и в последний раз за все это длинное и опасное путешествие. Зигфрид резко повернулся и пошел прочь пружинящей походкой готового к бою воина. Не оглядываясь, на ходу со звоном вытащил из-за спины меч. Странное дело: он и сейчас не касался рукоятей своих револьверов. Будто даже в эту минуту надеялся, что «когда-то» они окажутся нужнее. Отдернул брезент у грузового люка и выпрыгнул вон — в удушающие объятия Поля Смерти.
Тут же он появился на экране под потолком грузового отсека, выдающем панораму происходящего вокруг. Мороки словно ждали появления живой плоти: с нестройным ревом толпа подалась в сторону одинокого воина. Вест уходил чуть по касательной к толпе врагов, стремясь увести их в сторону, противоположную направлению эвакуации.
…Зигфрид шел навстречу смерти легко, улыбаясь, даже щурясь, будто от удовольствия. Вряд ли он жаждал смерти — просто постоянное ее ожидание болезненно выжигает душу.
Он вышел один на один с жуткой сворой недолюдей-недомутов — все они были мертвы, и лишь непостижимые силы Поля заставляли двигаться эти живые трупы. Только вот про тех, кто шел впереди этой армии смерти, он не мог бы сказать так пренебрежительно.
Ведь это были его братья. Весты, по воле судьбы ставшие бездушными мороками. Те, кто, ослабленный воздействием этого внезапно обрушившегося Поля, встретил коварного врага — и полег, защищая Бункер. Если бы кто знал, что Поле подползет так внезапно, если бы догадались хоть кого-то оставить в резерве, за надежными стенами, если бы не отправили тогда его, Зигфрида, в дальний рейд, еще больше ослабив общую боевую мощь, если бы напавшие на них кио были так же восприимчивы к излучению, если бы не напали сзади орды мороков — силы были бы равными.
Но, как всегда — слишком много этих «если».
И теперь он, последний живой вест, выходит вперед, чтобы биться с теми, кто когда-то могли называться его братьями.
Основная масса мороков пряталась за лидерами. Надо же — у живых мертвецов тоже могут быть свои заводилы! Выходит, инстинкт силы и власти оказался более живучим, чем другие человеческие чувства.
Зигфрид поджидал врагов, стягивая с себя рубаху с металлическими пластинами. Он ощутил кожей этот колкий, ядовитый ветерок Поля и расхохотался — свободным, беззаботным смехом. Можно было даже подумать, что у воина снова «поехала крыша», но рассудок его был на удивление ясен. Просто так наступало освобождение — от бесконечного пути, от обязательств, от умирающего тела. Мускулистый торс, исчерченный черными разводами тления, был готов принять в себя любую порцию смертельного железа. Странно, очень странно, что он так здорово чувствовал себя именно сейчас — перед неизбежной смертью. И то хорошо: бой должен получиться славным!
Впереди мороков двигался огромный, седой морок — вест в длинном, оборванном, потерявшем цвет одеянии. Он волочил за собой здоровенный, сплошь в боевых выщерблинах, двуручный меч. Погиб он явно от удара чего-то длинного, острого, распоровшего грудь и проткнувшего сердце. Возможно, от танталовою штыря кио. Хотя вариантов найти гибель — море. Лицо же его по-прежнему сохраняло былую силу, даже величественность, и Зигфрид невольно шагнул назад, не представляя, как сможет поднять оружие на этого пусть и бывшего, но все же великого воина.
На своего короля.
Зигфрид поднял руку, зычно прокричал:
— Король Вальгард! Это я, страж ворот Зигфрид по прозвищу Зоркий! Ты узнаешь меня?
Седовласый продолжал надвигаться на бывшего сородича, никак не реагируя на человеческую речь.
— Я не хочу драться с тобой и твоими воинами! — в отчаянии выкрикнул Зигфрид, поднимая меч. — Уходи и уводи их с собой!
Восставший из мертвых король вестов изумленно посмотрел на наглеца, и лицо его вдруг потеряло все оттенки благородства, исказилось немыслимой злобой, обнажив кривые желтые зубы. И рот, ставший вдруг пастью монстра, извлек из нутра жуткий, протяжный рык. Звук этот, как сигнал, подхватили десятки глоток.
Мороки бросились на воина-одиночку.
Лояльность по отношению к бывшему повелителю мгновенно покинула Зигфрида. С яростным воплем, словно желая заглушить вой мороков, он бросился на седовласого. Взвились в воздух мечи, лязгнул металл, брызнули искры. Несмотря на произведенную Полем трансформацию, король-морок дрался неплохо. Намертво вбитые в тело приемы боя и опыт давали о себе знать. И вскоре Зигфрид получил первую рану — по сути, царапину, намекающую, впрочем, на то, что пощады не будет.
Кровь с надрубленной плечевой мышцы разлеталась горячими каплями по обнаженному торсу, а Зигфрид бился, ощущая величайшее в своей жизни счастье. Никогда он еще не дрался с таким упоением. Наверное, самое лучшее в своей жизни делаешь только в первый и в самый последний раз.
Он дрался не просто рационально — он стремился воплотить всю красоту боя, на которую только был способен. И потому король вестов Вальгард, чей трон остался в одиночестве в опустевшем зале Бункера, не был просто заколот или зарублен.
Словно завершая неистовый танец смерти, Зигфрид пал на колени перед своим повелителем. Тело продолжило по инерции стремительное вращение, и в доли секунды король лишился ног. Седовласый морок не успел рухнуть — так как мгновенно вскочивший Зигфрид молниеносными движениями отсек королю руки и финальным штрихом — голову.
Четвертованное тело с мерзким звуком рассыпалось. Голова короля упала в левую, свободную, руку воина.
— Король умер! — прорычал Зигфрид, подбрасывая на руке голову с выпученными в злобе глазами. — И теперь — уже без всяких оговорок!
Голова полетела в сторону мороков-вестов. До этой секунды будто намертво въевшиеся рефлексы не давали им вмешаться в схватку мертвого короля. Теперь ситуация изменилась. Теперь приходилось рубиться со всеми сразу. Точнее — как минимум с пятью, что могли одновременно окружить его. Спасали инстинкты вестов — они не перли, как серая масса мороков за их спинами, иначе его просто задавило бы трупами. Он бился, чувствуя, что даже его, почти сверхъестественные, силы, некогда подаренные убийственным снадобьем, скоро подойдут к концу. И он уже был готов, отбросив меч и расставив руки, как крылья, в последний раз броситься на вражеские клинки…
Но что-то вмешалось в разбушевавшуюся стихию боя, сбив его ритм и внеся некоторую сумятицу в напор мороков. В спину повеяло холодным ветерком, и над толпой, заслоняя солнце, возникла зловещая тень.
Всего этого Книжник уже не видел. Едва Зигфрид покинул пределы грузового люка, он крикнул — прямо перед собой, сложив рупором ладони, в надежде, что еще не сдохли у этого монстра акустические сенсоры:
— «Титан» два пять семь ноль восемьсот одиннадцать… — Код активации был довольно сложен, и Книжник сам удивлялся, что сумел выучить такой длинный ряд беспорядочно расположенных знаков, — … Девятьсот семьдесят два. Закрыть люк! Полная герметизация! Вперед!
Еще одной находкой там, у Универсального Пульта, были коды лингвистической адаптации:
