этого он, слава тебе господи, был не так уж полон: грабителю досталось лишь несколько миллионов старых франков. Судьба распорядилась мудро: основная сумма находилась у вас в спальне.
Вернемся к раскрытию преступления. Вы замечаете распахнутую дверь и слышите, как кто-то бежит по двору. Анжела, которая увидела, что вы вышли из комнаты, уже здесь. Она включает лампочку над слуховым окном, осветившую двор. «Лестница!» — кричит Анжела. Она перебегает двор, открывает калитку: за оградой сада — никого. Но факты говорят сами за себя: господин Дарсонкур вошел в свой кабинет с револьвером в руке в тот самый момент, когда старания вора, по всей видимости весьма опытного, увенчались успехом — он отпер сейф (это и был тот самый подозрительный шум, который вы услышали). Увидев хозяина дома, бандит в панике выстрелил, пересек двор, приставил лестницу к каменной ограде, взбежал по ней, спрыгнул вниз и — исчез. Таким же образом он проник в дом — позднее полиция обнаружит следы на внешней стороне ограды. Словом, типичное непредумышленное убийство и, главное, бесполезное: но ведь давно известно, что преступления пользы никогда и никому не приносили.
Ваш траур подходил к концу, когда вы случайно повстречали своего алжирского воздыхателя, ставшего к тому времени автором бестселлера «черной серии» «ПП тоже в деле»: он уже смело мог соперничать с самим Сименоном, который, впрочем, на много голов выше всех моих собратьев по перу — косноязычных идиотов. Но не будем отвлекаться, нас ждет развязка. Наконец-то? Да, мадам, именно наконец-то!
Итак, я, бойкий журналист, готовился разоблачить под самым носом у тупиц полицейских эту каналью, спокойно разгуливавшую на свободе вне всякого подозрения, но что меня особенно поразило в данном вполне банальном преступлении, так это его «спортивная» сторона: а именно необычайное проворство бандита. Как мало времени понадобилось ему на то, чтобы пересечь двор, достать лестницу, приставить ее к стене, вскарабкаться на нее и испариться! Вор буквально упорхнул, как птичка! О, это ничего не доказывает, вы абсолютно правы, но два взгляда сквозь зубья вилки натолкнули меня на одно невероятное предположение.
«Любопытно,— подумал я,— мадам Дарсонкур вбежала в кабинет почти сразу после выстрела, и все же за это мгновение убийца успел исчезнуть, значит,
И все же, несмотря на громовую музыку, Анжела
Самое замечательное, если моя гипотеза справедлива,— это то, как вам удалось перенести потом столько миллионов из сейфа, куда господин Дарсонкур на самом деле запер свой портфель, в сейф вашей спальни. Ведь именно так была создана видимость дерзко задуманной, но сорвавшейся кражи.
Размеры спасенной суммы должны были заставить всех забыть о том, как мало денег было украдено. Слишком часто даже самые опытные преступники пренебрегают тем, что составляет, кстати сказать, основу и писательского искусства — умением жертвовать частью ради целого. Эти неукраденные миллионы затмили собою исчезновение значительно меньшей суммы; о, здесь чувствовалась рука мастера!
Не угодно ли, я открою окно, мадам? Ей-богу, мой рассказ не заслуживает такого волнения с вашей стороны. Это ведь всего лишь хрупкое сооружение, возведенное на основании из двух вилок. Впрочем, тут остается еще масса неразрешенных вопросов; спустился ли вниз преступник, который поднимался по лестнице, чему равны один плюс один — одному или двум? Жгучая тайна, как говаривали в старину.
Мне захотелось побеседовать с человеком, которого я до конца дней буду считать своим учителем. Он принял меня вскоре после того, как вы вышли из дому. Да-да, мадам, это моя машина стояла напротив вашего подъезда. Я хотел поделиться с господином Муа сюжетом романа и, заметив его удивление, объяснил; «Уж больно деликатный, знаете ли, случай. Меня вдохновили реальные события, обстоятельства дела стали мне известны, когда я еще работал репортером в провинции: речь идет об убийстве господина Дарсонкура». Он удивился еще больше.
— Но что можно написать интересного о преступлении столь...
— ...банальном? Вы правы, но все же, если предположить, что...
Он слушал меня, хмуря брови от избытка внимания. Потом пренебрежительно спросил:
— Очень остроумно, но каков же конец вашей истории?
— А как вам самому кажется, мэтр? Могла ли женщина одна задумать и привести в исполнение план, требующий столько изобретательности и хладнокровия?
— Нет, это невозможно,— быстро возразил он,— но я плохой судья, я не был тогда ни в этом доме, ни в этом городе. В день преступления я находился вместе с несколькими генералами в алжирской тюрьме.
— Мне это известно.
— Тогда позвольте мне просить вас не приступать к написанию романа до тех пор, пока я не узнаю у жены, не будет ли воспоминание об этой трагедии слишком тягостным для нее.
Я заверил господина Муа, что откажусь от своего замысла, если вы будете против. Он, казалось, успокоился. Показал мне книги по судебной медицине и криминалистике, свои коллекции судебных хроник, сочинения классиков: «Преступление и наказание», «Похищенное письмо[9] », «Тайну желтой комнаты[10]» и прочие, затем продемонстрировал витрины, где красовались поваренная книга Ландрю, бритва Анри, дневник Ласенэра[11].
— Не понимаю,— заметил он,— что это вам вздумалось заняться таким старым делом?
В ответ я взялся за ручку двери. В подобных поединках, мадам, притворное отступление — верный способ усыпить бдительность противника. Я ответил, что один мой знакомый следователь вновь поднял досье и перепроверил номера банковых билетов, найденных в сейфе мадам Дарсонкур.
— И что же он обнаружил?— рассеянно спросил господин Муа.
— Это действительно были деньги, принесенные господином Дарсонкуром в портфеле...
— Но это вполне естественно...
— ...кроме одной пачки,— добавил я,— которая еще накануне лежала в сейфе кабинета.
Он подскочил:
— Не может быть! Там было только содержимое портфеля!..
Мы стояли лицом к лицу. В отчаянии, как тонущий, который вынырнул на миг из воды, он собрался с силами и пролепетал:
- Не могу поверить!
Но мой удар достиг цели. Признание уже читалось в его обезумевшем взгляде, на мокром лбу, в растрепанной бороде. Он потерял почву под ногами. Можно подчинить молодую женщину, сделав из нее послушную куклу,— нельзя подчинить себе свои рефлексы. Помните корриду в Валенсии? Вот и я точно так же вонзил ему шпагу прямо в сердце.
— Двор все-таки был слишком велик,— заметил я.
Любопытно: он, казалось, успокаивался. Мне даже не пришлось расспрашивать его. Он сам подробно рассказал, как все было задумано, как вы, его расторопная помощница, подготовили следы бегства, открыли сейф кабинета, перенесли и заперли портфель с деньгами у себя в спальне («Эту постороннюю пачку вы, конечно, выдумали?» — «Конечно!»), как вы позвали господина Дарсонкура по его возвращении, убили его из револьвера, потом с грохотом поднялись по лестнице, выключили телевизор и выстрелили снова, в окно, на сей раз ничем не заглушая выстрела. Выкладывая мне все это, он облегчал душу, как облегчают желудок рвотой. Я видел: на него нисходит покой, точно на женщину сразу после родов. Я обещал, что оставлю его одного на несколько минут. Итак, мадам, из блестящей супруги знаменитого писателя вы вновь превратились во вдову, и на сей раз даже не по своей воле. Да, будь ваши глаза револьверами, мне бы сейчас... Но зачем вы подносите кольцо к губам? О небо, это, без сомнения, яд! Да, яд!..
