народы которого узнавали бы друг друга, не вступая в конфронтацию. Ведь благодаря торговому обмену появилась возможность сравнивать преимущества разных стран и особенности их мировосприятия, но при этом Египет продолжал оставаться центром мира и светочем культуры.
В религиозной сфере Тийа также внесла значительный вклад в развитие идей того времени. Ее брат, Аанен, совмещал две очень важные должности: на одной статуэтке из собрания Туринского музея он назван «(самым) великим из видящих» Гелиополя и «вторым жрецом Амона». Эта двойная функция обеспечивала Аанену совершенно особый статус: с одной стороны, он был членом всемогущей фиванской жреческой иерархии и, благодаря своему высокому рангу, знал ее механизм, с другой – принадлежал к гелиополитанскому жречеству, оттесненному на второе место в результате роста влияния жрецов Амона.
Тийа благодаря этой родственной связи была превосходно информирована обо всем, что происходило в обеих религиозных общинах. Она восхищалась великими принципами гелиополитанской солнечной теологии и внимательно следила за развитием фиванских амбиций.
Очень может быть, что царица Тийа располагала данными обо всех «болевых точках» египетского общества; Аанен же был одним из ключевых персонажей того периода.
Ограничивался ли брат царицы исполнением своих обязанностей важного должностного лица или, помимо этого, был одним из приверженцев древней солнечной религии, которая в правление Аменхотепа III постепенно вновь выходила на передний план? Тийа, во всяком случае, разделяла гелиополитанскую концепцию сакрального, согласно которой божество являет себя самым непосредственным образом – приняв внешний облик Солнца. Она покровительствовала жречеству древнего священного города Гелиополя, таким образом отчасти восстанавливая равновесие, уже давно нарушенное в пользу жрецов Амона. Правда, последние все еще сохраняли свое привилегированное положение.
Эти тактичные и скромные попытки восстановить равновесие не приводили ни к каким конфликтам. Скажем, вступая во время церемонии в барку под названием
Дело в том, что египетская царица является воплощением Маат – мирового порядка (или вечного закона), который люди обязаны соблюдать. Царица – это также Хатхор (богиня неба, «Око Солнца», космическая сила, в которой возрождается каждая женщина). При Тийе «религии Атона» еще не существовало, но царица покровительствовала очень древней идейной традиции, приверженцем которой был и ее муж, Аменхотеп III.
Будущий фараон Эхнатон не мог оставаться равнодушным к той религиозной атмосфере, которая формировалась при царском дворе. Сильные индивидуальности его родителей сыграли определяющую роль в эволюции его собственной личности, особенно после события, решившего его судьбу, – кончины старшего брата.
Аменхотеп III и Тийа сочли своего второго сына достойным наследником египетского трона. Он принял имя Аменхотеп (IV), как бы заявив о том, что его царствование будет продолжением правления его отца – во славу бога Амона.
Глава IV
ИСТОКИ КУЛЬТА АТОНА И ВОСПИТАНИЕ БУДУЩЕГО ЦАРЯ
Переживание сакрального – фундамент египетской цивилизации. Существенное значение имеют и те формы, в которых находит выражение это чувство. Каждый фараон для своего правления выбирает определенную религиозную «программу», которая акцентирует тот или иной аспект божественного.
Средоточием религиозной мысли Эхнатона был бог Атон. Царь открыл для себя этого бога, еще когда воспитывался во дворце своего отца. Но был ли Атон «изобретением» эпохи Аменхотепа III, или же он присутствовал уже в традиционном пантеоне?
Фараон Аменхотеп II, чье царствование началось в середине XV века до н. э. и длилось приблизительно двадцать пять лет, родился в Мемфисе, священном городе бога Птаха. В своих текстах он упоминает «бога, главенствующего в Гелиополе», – таким образом подчеркивая свой интерес к древней столице Египта. Гелиополь был, прежде всего, старейшим теологическим центром страны; именно там впервые обрела выражение египетская мудрость.
Аменхотеп II, особо восприимчивый к этой идущей из глубины веков традиции, решил придать ей новое звучание. Он приказал разрабатывать каменоломни Туры и начал строительство в Мемфисе и Гелиополе, желая украсить оба эти города новыми памятниками. Таким образом, он надеялся уравновесить всемогущество Амона и его почитателей. Впрочем, в представлении самого Аменхотепа II главным богом был не Амон, а «триединое» божество Амон-Ра-Атум, и именно этот уникальный бог в трех лицах «заронил в сердце царя мысль сделать так, чтобы Египет ему [этому богу] служил».[45]
В большом гимне Амону говорится, что этот бог создал человечество, животных, древо жизни и травы, которыми питается скот. Связь между созидательным началом и природой будет подчеркиваться и в гимнах Атону, который «присвоит» некоторые характерные качества Амона.
Тутмос IV, наследник Аменхотепа II, пережил в пустыне одно удивительное приключение. Проохотившись весь день, он заснул в тени сфинкса, который, явившись к принцу в пророческом сне, пообещал юноше царский трон, если тот освободит его, сфинкса, от песка. Тутмос IV выполнил эту просьбу и впоследствии был возведен на престол не богом Амоном, но самим сфинксом – божеством, тесно связанным с гелиопольской религией.
Избрав себе имя «Тот, кто очищает Гелиополь и радует Ра», Тутмос IV как бы дистанцировался от жрецов Амона. Этот религиозный идеал не остался чисто теоретическим, но был конкретизирован административными мерами: верховный жрец Амона уже не главенствовал над всеми жрецами Египта и не занимал должность визиря. Однако в своих официальных текстах Тутмос IV признавал, что именно Амон дарует ему военные победы и увеличивает славу страны.
Примеры Аменхотепа II и Тутмоса IV доказывают, что еще до правления Эхнатона существовала тенденция к «уравновешиванию» различных египетских культов, к тому, чтобы лишить богатых жрецов Амона абсолютного главенства. Аменхотеп III ускорил эту революцию, особенно в сфере религиозных идей. Он настаивал на значении бога Атума, первотворца мира, и привлек внимание к многообразной символике солярного культа.
