— Хотелось бы думать. А здесь уже не осталось поэтов?
— Зачем они? Метафора — ужасно несовершенный способ описания. Приятно думать, что большинство людей уже миновали в своем развитии стадию, когда все на свете казалось подобным чему-то другому. Предмет есть то, чем он является. Зачем усложнять? Жизнь — это математика.
— Хорошее рассуждение. Но как насчет темных мест, где нет математики? Нерешенных человеческих уравнений?.. Серый человек заморгал.
— Не говорите о смерти и безумии! Мы их непременно победим! — он сжал кулак. — Вас что, не учили вежливости на отдаленных планетах? Есть вещи, которых неприлично касаться в беседе.
— Но как вы с ними разбираетесь? Серый человек посмотрел вниз, на серую землю.
— Мы проливаем свет на все темные места во Вселенной — вот новая поэзия! Рано или поздно все будет объяснено. Каждый природный феномен мы покоряем силой разума.
— А можете вы объяснить вот это? — спросил Крейн, схватив собеседника за запястье. Он прижал вырывающуюся руку к своей груди.
Лицо человека исказилось.
— У вас нет сердцебиения!
— Вот и все, — сказал Крейн, — что может по этому высказать наука.
И он исчез.
Человек изменил курс полета. Он спешил прямиком в Институт Умственного Здоровья.
***
— Приветствую вас, мистер.
Старик вынул трубку изо рта и кивнул.
— Здрасьте.
Крейн оперся о перила крыльца.
— Я вижу, у вас здесь травка да пара деревьев, — он оглядел неопрятный газон и два клена, охранявших извилистый спуск к реке.
— Ага, — старикан почесал нос чубуком. — Как-то привязался вот к ним. В городе ничего такого не увидишь. Потому сюда и перебрался.
— Воздух здесь вроде почище будет.
— Ага. И небо они здесь не затуманят, далековато.
— Это верно. Мне приходилось раньше бывать в этих местах. Река здесь хорошо течет.
— Да, неплохо.
Старик разглядывал его с любопытством.
— Чудно ты как-то вырядился, парень. Откуда будешь?
— Из отдаленных миров.
— А, ну да. Бывал там пару раз. Смотреть там особенно нечего.
Крейн пожал плечами.
— У каждого места своя красота, я так думаю.
— Пожалуй, что так, — согласился старик.
— Послушай-ка, — начал Крейн. — Я здесь не случайно остановился. Хотел найти кого-нибудь постарше, кто, еще не забыл, как раньше все жили.
— Я могу припомнить, что было лет сто сорок — сто пятьдесят назад…
— Хорошо. Хочу предложить тебе сделку. Старые глаза сощурились за старыми очками.
— Какую-такую сделку?
— Хочешь купить бруклинский мост?
— Хах! Хах! Хах! — старик затрясся, хлопая себя по бедрам. Слезы побежали у него по щекам. — Лет сто ничего подобного не слыхал! Ну ты и комик, сынок!
— Я серьезно, — сказал Крейн. — Я принесу его сюда и поставлю поперек реки для тебя. Я могу это сделать. Он теперь мой.
Старик склонил голову набок и внимательно вгляделся в лицо собеседника.
— Ба, сынок! Да ты не смеешься!
— Нет. Я на полном серьезе.
— Что же я буду делать с Бруклинским мостом поперек моей реки?
— Когда-то он много значил, — сказал Крейн. — В старые времена он был символом всего, чего человек может достигнуть, преодолевая препятствия, шагая в лучшее и великое будущее. Я считаю, его нужно сохранить — как памятник.
— Сынок, будущее уже здесь, вот оно. И человеку не надо ничего преодолевать. Все лучшее и великое у него есть.
— Я ожидал услышать нечто подобное от жителя Новой Англии, — печально сказал Крейн, — но ты живешь совсем рядом с Нью-Йорком, и ты стар — ты помнишь прежние дни. Если бы я только мог найти кого-нибудь, для кого этот мост хоть что-то значит, я мог бы сохранить его. Я бы отдал его тебе за один доллар… то есть за один кредит.
— Я тебе ничего за него не дам, сынок. Я переехал сюда, чтобы убраться подальше от всех этих железок, и люди считают меня чудаком. Не думаю, чтобы ты продал его кому-нибудь живому в этом мире.
Крейн кивнул.
— Я так и думал.
— Не бери в голову, давай маленько отдохнем. У меня есть холодный синтосидр, — старик повернулся.
— Спасибо, но мне пора. Кроме того, я пью только настоящие напитки. Старик покачал головой.
— На земле нет настоящего сидра с тех пор, как я был пацаном, — сказал он. — Уже двести лет, как не осталось ни одной яблони!
Но собеседник исчез.
***
— Ладно, — сказал он, паря над землей. — Ладно, очкарики с прозаическими мозгами. Ваша взяла! Свалили мой мост? Лишили небо голубизны? Стерли красный налет с роз и яблок? Хотите пролить свет на каждый темный закоулок Вселенной, да? Шаг назад, детки! Я хочу вам подкинуть кое-что, над чем стоит задуматься!
И он поднял мост, осторожно, как кошка поднимает котенка.
— 'Алтарь и арфа, слившиеся страстно…' Он выровнял торчащие кабели и убрал пятна ржавчины. Он нарастил новый металл там, где зияли дыры.
— 'Порог пугающий пророческих обетов…' Он перекинул сверкающий лук через реку как раз в том месте, откуда серые люди обрушили его утром.
— 'Молитва парии и крик любовной боли…' А на самой середине моста он воздвиг опаловую арку, где каждый цвет запрещенной ныне радуги причудливо дрожал и переливался.
— Придите, поверившие, — загремел его голос, словно призрак всех исчезнувших туманных горнов. — Подходите, леди и джентльмены!
Он взгромоздился на арку и осмотрелся. Он проник по ту сторону пространства и связал узлы всех измерений. Он скрутил ткань континуума, соединив отдаленное с ближайшим.
— Полкредита! — выкрикивал он. — Всего полкредита за самый чарующий вид в мире! Не толпитесь, пожалуйста! Просто подходите сюда!
Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.
— Вы поставили его обратно? — спросил человек. — Это вы ответственны за световые явления?
— Вы же мне его отдали, не так ли? — ответил он. — Теперь я возвращаю его вам — исправленным и улучшенным.
— Что это такое?
Человек показал на переливчатый портал.
— Шагните туда и посмотрите сами. Тот так и сделал.
