Я произнес по буквам, он записал в блокнот.
— Впервые слышу это имя, — сказал он.
— Так звали древнего поэта, который очень нравился моему отцу. Меня назвали в его честь.
— Хороший был поэт? — спросил он.
— Кажется, да.
— Ладно, что здесь произошло?
— Я не в курсе.
— Не понял. Знаете вы этого парня или нет? Подождите! Не отвечайте! В любом случае нам придется вас задержать. Всю эту чушь о ваших правах сообщат ребята в участке, но если хотите, чтобы присутствовал адвокат, лучше будет, если вы позвоните ему и попросите приехать в участок. Сэкономим время.
— Адвокат мне не нужен. Я не убивал, только обнаружил тело.
Он пожал плечами отчасти для своего напарника, который стоял у двери и делал вид, будто я ему нисколько не интересен, отчасти для меня.
— Вы бы присели, — сказал он. — Нам придется ждать бригаду по расследованию убийств.
Я кивнул, подошел к дивану и сел.
— Свяжись по рации с участком, — приказал лейтенант другому полицейскому — темноволосому мужчине невысокого роста, не удостоившему меня даже кивком. — Не возражаете, если я взгляну на картины?
— Нисколько.
Как только он отошел, его молчаливый напарник сел на стул рядом с открытой дверью и впился в меня взглядом.
— Не хотите чашку кофе? — спросил я, когда мне это надоело.
— Нет, — ответил он.
Я налил себе кофе, стал медленно пить и думать о том, каким должен быть ответ, когда они наконец начнут допытываться, знаю ли я мертвеца. Я решил отрицать знакомство.
Когда группа наконец прибыла, полицейские установили освещение и сделали фотографии. Затем начали снимать отпечатки пальцев. В первую очередь, конечно, с ножа.
— Во сколько вы его обнаружили? — спросил начальник экспертов.
— Честно говоря, на часы не смотрел, но сразу же позвонил в полицию. Кстати, — добавил я, — поаккуратней с картинами.
Он промолчал, но взгляд его говорил: а не пошел бы ты? Я достал из кармана связку ключей и снял запасной ключ от входной двери.
— Возьмите. Прошу запереть дверь, когда будете уходить.
Он нахмурил брови и еле заметно улыбнулся:
— А где вы сами будете?
— Наверное, в участке, — ответил я. — Лейтенант Макинери сказал, что отвезет меня на допрос, дождавшись вас.
Эксперт повернулся к Макинери.
— Я получил такой приказ, — подтвердил тот.
Эксперт пожал плечами, повернулся ко мне и протянул руку.
— О'кей, я возьму ключ, и мы запрем дверь, когда будем уходить. Если не смогу вернуть ключ в участке, доставим сюда позже.
Я отдал ему ключ, он еще раз посмотрел на покойного Карла Бернини.
— Пойдемте, — сказал лейтенант Макинери, — прокатимся.
Он проводил меня до машины.
Из-за огромного количества автомобилей на улицах ехали мы медленно, и у меня было время подумать о том, что именно в этой ситуации не вполне соответствовало стандартной процедуре. Может быть, из-за моего прошлого? Маловероятно. Все зарыто слишком глубоко, и нет причин выкапывать. Но даже если и всплыл на поверхность какой-нибудь фактик, что дальше? В Соединенных Штатах я не совершил ни одного преступления.
Я смотрел на дождь, постепенно редеющий туман, прохожих под зонтами, машины, грязные дома с темными окнами, в которых отражались огни фар. Слушал звуки еще не вполне проснувшегося города.
Больше всего меня заботило, чтобы никто не догадался снять отпечатки пальцев с висевшей над трупом картины Шагала.
Наконец мы приехали в участок, и мне официально зачитали мои права. Я сказал, что не считаю себя виновным, не нуждаюсь в адвокате и дам показания добровольно.
— Почему вы это совершили? — спросил полицейский, которого мне не представили.
— Я ничего не совершил, — ответил я, и началось мурыжево.
Выдержав многочисленные каверзные вопросы, я сказал:
— Послушайте, я с радостью соглашусь пройти тест на детекторе лжи.
Это заявление, судя по всему, смягчило их отношение ко мне.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал первый полицейский. — Просто дайте показания, объясняющие то, что, по вашему мнению, произошло.
Я дал такие показания.
— Вы были знакомы с убитым?
— Нет, — ответил я.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Вы в этом уверены? — спросил он.
— Да. А что?
— Нам позвонил неизвестный и сообщил, что вы встречались с этим человеком, когда жили в Европе.
— Сдаюсь, — вздохнул я. — Не могу понять, что происходит.
— Мы, естественно, тоже, — сказал полицейский. — Ничего, разберемся.
— Мне все равно, — сказал я.
— А вам не кажется странным, что именно я сообщил о преступлении? Я имею в виду, если я его совершил.
— Не знаю.
Макинери и его напарник уехали на следующий вызов. Допрос продолжил тощий мужчина с морщинистым желтушным лицом, которого мне представили как Дела Мастерса. Я сидел напротив него на неудобном стуле, и свет из окна бил прямо в глаза.
— Я его не убивал. Мне нечего добавить, кроме того, что я совершенно обескуражен…
— Вас можно понять, — кивнул он, — учитывая обстоятельства.
— …и я ничем не могу это доказать, — добавил я.
— Кроме нас вы кому-нибудь звонили или разговаривали с кем-нибудь после того, как позвонили нам?
— Нет.
— Понятно. Боюсь, мы вынуждены будем задержать вас на некоторое время.
Он встал.
— Погодите! — воскликнул я. — На какое именно время вы намерены меня задержать и на каком основании?
— По подозрению в убийстве, — сказал он и вышел из комнаты.
Я выругался про себя. Обидно понести наказание за то, чего не совершал, особенно учитывая мое прошлое.
Двое полицейских проводили меня в камеру. Они отобрали у меня спички, брючный ремень и шнурки для ботинок.
— Я не собираюсь совершить самоубийство, — сказал я.
— Таков порядок, — объяснили они.
