принадлежностями, должны подвергать их химической чистке за дополнительную плату. Комната сдавалась на полдня, но они с Сэнди заплатили за сорок восемь часов.
– Привет, милый.
Гарден повернулся на звук.
– Привет. Где ты была?
– Нужно было сходить по делу, посмотреть, кое-что проверить. Ты знаешь…
Он действительно знал. Он чувствовал запах этого: аромат любви, пот мужчины, запах только что выделившихся гормонов.
Гарден не был уверен, что он всегда мог так свободно читать скрытые знаки в душе и теле. Наверное, эта способность была чем-то новым, обнаружившимся лишь после того, как таинственный мужчина пытался убить его. А может быть, состояние Сэнди было очевидным для любого: женщина, которая недавно получила удовлетворение. Он взял это на заметку над этим стоило подумать.
– На что же похож этот город?
– Светлый. Немного вычурный. Многое изменилось с тех пор, как я была здесь в последний раз.
– Когда это было? Гарден вспомнил, что она однажды рассказывала ему, что приехала с севера, из французской Канады, а предки ее были из Дании или Нормандии.
– Сто лет назад, – ответила Сэнди, – тогда это был сонный городок на побережье, заполненный детьми и песчаными замками, и азартные игры были запрещены здесь.
– Ты смеешься.
– Конечно же. Азартные игры всегда были главным, единственным поводом для того, чтобы приехать в Атлантик-Сити.
– Так, – он остановился, подыскивая выражение. – Все было бы хорошо, но мои финансы сейчас не на уровне. Три сотни в день очень быстро сведут их на нет.
– Что ты собираешься делать?
– Разве я не видел бар с пианино по дороге сюда?
– Я не думала, что ты сможешь плавать и играть.
– Плевать на это. Бассейн не настолько глубок.
Гарден раскрыл свою сумку и достал два ролика. Это было приспособление, которое, будучи заправлено в пианолу, расширяло возможности его игры.
– Не подписывай длительный контракт, – напомнила ему Сэнди. – Мы должны двигаться, помнишь?
Гарден остановился, держа руку на замке.
– Почему? Я думал, мы уже достаточно далеко.
– Мы ведь действительно хотим быть вне досягаемости этой банды убийц. Джексон Нейтс для Атлантик-Сити всего лишь пригород.
– О! – Он ухитрился сделать растерянный вид. – И на Каролине свет клином сошелся?
– Это место назначения. Вот и все.
– Ну, так я полагаю, у нас есть достаточно времени, прежде чем мы туда отправимся, чтобы несколько порастратить содержимое кошелька.
– Ну хорошо. Устраивайся на работу. Ты чувствуешь себя одиноко без публики, не так ли?
– Разве мы не все такие? – Он улыбнулся и вышел.
В коридоре – квадратной металлической трубе, разлинованной надоедливой штриховкой и скрытыми источниками света – Гарден перевел дух.
Всегда ли Сэнди была столь понятной?
Когда-то она казалась таинственной, насколько он помнил. Холодная и скрытная, она могла жить по своему и в своем собственном времени. Это означало, что она могла быть и непостоянной. Когда-то казалось, что она обожает внезапные походы по магазинам, пикники, прогулки на лошади. «Это мой день», – могла сказать она и исчезнуть на полдня в поисках приключений. Но до сих пор ее приключения не распространялись на других мужчин. Так же, как и на неуклюжую ложь, чтобы скрыть это.
Том Гарден покачал головой и повернул налево по коридору, чтобы найти управляющего отелем.
– Ты умеешь плавать? – спросил его Брайан Холдерн.
– Конечно, я умею плавать. А что, разве кто-то не может?
– Нет, с тех пор, как Акт об Охране Грунтовых Вод запретил использование хлора в искусственных бассейнах и они все заросли водорослями в течение трех недель.
– Почему же ваш бассейн не зарос?
– Это морской бассейн. Они упустили из виду и того, что можно сбрасывать воду в океан, если она химически чистая и не содержит чего-либо, что могло бы осаждаться или всплывать. Небольшая концентрация хлора за бортом позволяет держать бассейн чистым, – Холдерн перекатил окурок сигары на другую сторону рта.
– Итак, сынок, ты умеешь плавать.
– Запасись мазью – хорошей безвредной мазью, которая не теряет блеска – или иди ищи другую работу. Мне не нужны бледные немочи, выглядящие как провяленный виноград и отпугивающие моих посетителей, понял?
– Да, сэр. Мазаться мазью. Каждую ночь. Ну, так я получу эту работу?
– Конечно, иначе зачем же я теряю с тобой время, объясняя все это?
– Спасибо, мистер Холдерн, – Гарден начал пятиться к двери.
– Начало в семь-тридцать. Три полных часа. И если ты утонешь или сморщишься, ты уволен.
– Да, сэр.
– Получше смажь свои принадлежности.
– Что?
– Получше смажь свой член, сынок. В этом бассейне все в чем мать родила. Никаких одежек. Особенно для официанток и музыкантов.
– Я понял.
– Все еще хочешь эту работу?
– Конечно. Семь-тридцать.
– Выше нос, сынок.
– Я постараюсь, мистер Холдерн.
Мазь была плотной и тяжелой, как теплый парафин, но в отличие от него, холодила кожу. Он смог разогреть ее, сильно растирая ладонями мускулы бедер, голеней, лодыжек. Казалось, она не втирается в кожу, а лежится на нее, как слой растаявшего желатина.
Гарден начал растирать плечи, стараясь достать и спину. Но ему никак не удавалось равномерно распределить мазь. Может быть, нужно попробовать полотенцем или чем-нибудь еще. Одним из полотенец заведения – в этом была бы справедливость.
На короткое мгновение, пока он растирал тяжелую липкую мазь, он представил кольчугу и тяжесть, с которой она должна давить на плечи и грудь. Та же самая холодная тяжесть. Тяжесть и холод смерти.
Он выбросил образ из головы.
Практические вещи. Когда он начнет потеть – как он всегда потел, играя хороший джаз, – потечет ли мазь в воду? И, что более важно, позволит ли эта мазь дышать коже? Он читал о детях в Средние века, расписанных золотой и серебряной краской и изображавших ангелов, они умирали от отравления. Пока эта мазь… А куда делись те пианисты, которые были на этой работе до него?
