своим взводом правый борт, смотрел в бинокль, поставив локти на планширь. Голос старшего офицера слышался с бака. Командир приятно удивился, услышав и скрипучий голос артиллерийского офицера. Ему вечером доложили, что Новиков и Стива Бобрин спят, уложенные напитком Шивы. Новиков проснулся при первых выстрелах и дрался на баке, возглавив орудийный расчет. Подошел старший механик, постаревший за ночь на десять лет. Сказал, что у него убили кочегара Куликова Федора, отца двух детей, что вся его машинная команда билась на юте, есть раненые и он сам в кого-то стрелял, что через час машина будет готова…
Командир подошел к баку, здороваясь с матросами. Зуйков, заливаясь смехом, теперь уже рассказывал, как иеромонах крушил пиратов, его с удовольствием слушали, хотя многие видели сами подвиги своего духовного наставника.
— Я их легонько сгонял с палубы, и только, ну, может, и задел кого ненароком, так ведь война.
— Он и стрелял, братцы! — говорил Зуйков. — Так жарил, что любо-дорого!
— Ну и стрелял, так я же не целился, для острастки, слава тебе господи, не попал.
— Вдруг попал?
— Ну и попал! Одним супостатом меньше. Ты вот зубы скалишь, а невдомек, что я не простой поп, а военный.
Заключительная фраза иеромонаха вызвала дружный смех. Заметив командира, матросы разом замолчали и стали по стойке «смирно». Он поздоровался, и ему дружно ответили.
Вдоль другого борта, пригибаясь, пробежал вестовой старшего офицера Чирков, неся на вытянутой руке белоснежный китель. Николай Павлович в одной рубахе смотрел в прицел пушки. Чирков, тяжело дыша, стал за его спиной. Матросы орудийного расчета, глядя на него, скалили зубы. Новиков стоял сбоку пушки и смотрел в бинокль.
— Фугасным! Зарядить! — прохрипел он.
В это время над головой просвистел рой пуль. На берегу в скалах застучал пулемет. Командир остановился. У его ног ударилась рикошетом пуля, выломав длинную щепу. Три раза подряд ударила пушка, и пулемет смолк.
— Отбой! — сказал Новиков, и в голосе его слышалось сожаление.
— Вот теперь, кажется, все, — сказал старший офицер, подавая руку командиру. За его спиной стоял Чирков, держа китель за вешалку, ветер раскачивал его, и от золотых пуговиц во все стороны летели ослепительные зайчики.
«Белая лошадь»
Главнокомандующий по захвату клипера и его штаб находились на «Розовом лотосе». Отсюда Голубой Ли подал сигнал к атаке. Здесь находились в качестве советников капитан Рюккерт и барон фон Гиллер. Голубой Ли несколько раз пытался направить их к месту боя, по советники предпочли остаться на палубе «Розового лотоса».
Как все морские сражения, бой протекал молниеносно: в течение двадцати минут все было кончено, атаки отбиты с огромным уроном для нападающих. Несколько пустых лодок утренний бриз гнал к выходу из бухты.
Голубой Ли стоял на палубе своей шхуны с таким видом, будто только проснулся и не знает, что здесь произошло. Он даже потянулся и зевнул, а когда по клиперу ударил пулемет, то в притворном испуге бросился за рубку. Пулеметчики сидели в засаде на тот случай, если уцелевшие русские начнут отходить на шлюпках. И вдруг открыли бессмысленную стрельбу. Голубому Ли пришла мысль, что и эта стрельба, приведшая к уничтожению пулемета, и вся операция по захвату судна прошла не без участия потусторонних сил. Кого-то из местных богов он не смог умилостивить. И тут он вспомнил и горько улыбнулся: «Ну конечно, я забыл принести жертвы духам, обитающим в бухте Тихой радости. Теперь все понятно». Он вышел из-за рубки. В скалах у выхода из бухты стояло облако дыма и красной пыли. Голубой Ли пошел в свою каюту, где находились советники.
— Олухи! Проклятые олухи! — с отчаянием сказал Рюккерт, когда эхо от орудийных выстрелов замерло в горах. — Кто им приказывал стрелять, когда все рухнуло, и вот теперь мы, наверное, лишились и пулемета. Кыш вы, проклятые! — Он замахнулся на зеленых попугайчиков, носившихся по каюте. Птицы вылетели в иллюминатор и тут же вернулись назад. Обиженно щебеча, они сели на распахнутую дверцу клетки.
Барон фон Гиллер молчал, сосредоточенно наблюдая в иллюминатор за палубой клипера. Голубой Ли вошел в каюту и подтвердил опасения Рюккерта насчет пулемета. О пулеметном расчете не было сказано ни слова.
— Пфу! — Голубой Ли улыбнулся и развел руками, изображая, как поднялись в воздух камни, деревья, люди и пулемет.
Потерю пулемета Ли переживал во сто крат тяжелее, чем гибель почти всей своей команды. Люди были дешевы, он без труда подберет новых матросов, а вот машину, стреляющую с непостижимой быстротой, достать теперь вряд ли скоро удастся. Голубой Ли стоически отнесся к поражению. Конечно, у него остался горький осадок после крушения стольких надежд. Но он был фаталистом. Боги, руководящие судьбами всего сущего на свете, почему-то покровительствовали белым. Вообще боги уже многие годы часто оказывают предпочтение пришельцам. К тому же on не умилостивил местных духов под. Голубой Ли знал, что счастье переменчиво, дождется и он удачи, а это случалось уже не раз. И притом как смотреть на происшедшее. Он потерял, зато в бою устранены все его соперники. Погибли предводители трех мелких банд и почти все их люди. Теперь у него нет конкурентов в этих водах. Он уже обмозговал, как стать собственником второй шхуны, что стоит по ту сторону клипера. Не много хлопот доставят ему и эти двое самодовольных белых, что задумали обвести его вокруг пальца. После них останется быстроходный катер. А две шхуны и катер — это уже начало большого дела. Надо поскорее, без шума избавиться от этих двоих. Люди они неизвестные в этих краях, никто не станет их разыскивать…
Голубой Ли поставил на стол бутылку виски. Глаза капитана Рюккерта блеснули:
— О, виски «Белая лошадь»! Налей, друг, налей, чертовски хочется выпить после такой ночи. Не везет мне в последнее время на ночные сражения.
Голубой Ли налил две серебряные чаши. Барон сказал, глядя в открытый иллюминатор:
— Они сбросили за борт убитых.
— И правильно сделали. Выпьем, Фридрих!
— Раненых свозят на берег. Ничем не оправданный акт милосердия.
— Согласен. Но выпьем же, черт возьми!
— Подождите, Франц. Один из раненых — ваш матрос.
— Действительно, кажется, Трумер! Мой комендор. Он еще пригодится нам. Потери колоссальны. Уцелел один из пятнадцати. Ну, выпьем за живых!
Они подняли чаши. Барон сказал:
— Надо бы предложить выпить с нами и этому цветному.
— «Белую лошадь»? Что вы, барон! Пусть лакает свою каву или ром.
Ли, улыбаясь и кланяясь, вышел из каюты. На люке, поджав ноги, сидел его помощник и, казалось, бесстрастно паблюдал за всем происходящим на клипере и на берегу. Ночью оп побывал на палубе этого судна, убил матроса и счастливо избежал возмездия, прыгнув за борт. Сейчас он, как и его начальник, прикидывал, что придется на его долю. По крайней мере, он станет командовать второй шхуной, несколько часов назад принадлежавшей человеку из племени бугов.
— Муса! — обратился к нему Голубой Ли.
Помощник остался неподвижен, только чуть скосил глаза в его сторону.
— Муса, там у меня в каюте два белых туана, они слишком мною выпили виски.
— Многие сегодня слишком много выпили виски, — ответил Муса, не двигаясь с места.
— Зато освободилось место капитана на одной шхуне.
Муса встал, спустился в трюм и выбросил оттуда два больших промасленных мешка из-под копры.
