песок. Моя соль была совсем чистая, я добывал ее так: обмакну рубаху в лагуну, высушу, а потом потру в руках, и кристаллики соли падают на кусок парусины. Так я выпарил граммов десять соли.
– Где ты берешь такую прекрасную соль? – не выдержал Ласковый Питер.- У меня – чистый песок. После этого острова мне придется ставить золотые коронки на все зубы.
Но соли у меня он не попросил, а стал сдувать песок с мяса, посоленного своей смесью.
После ужина, развалясь на песке, он пустился в рассуждения:
– В этом мире должны жить только сильные люди. Все остальные или работают на них, или уничтожаются. Как в лагуне! Там сильный, наделенный преимуществами, побеждает слабого.
Я невольно посмотрел в прозрачную воду, как будто освещенную из глубины зеленоватым светом. Пронеслась небольшая акула, разогнав рыб-попугаев, двухметровая барракуда ухватила желтую рыбу и скрылась в расщелине.
– Такова жизнь,- сказал Ласковый Питер, кивнув на воду. В глазах у него я увидел жесткий блеск, рука его сжала кусок коралла и как бы с сожалением отбросила в сторону.
Я молчал в замешательстве. Я понимал, что он не прав, что люди не должны относиться друг к другу, как звери, но не мог найти подходящих слов, чтобы убедительно возразить ему. И тут я вспомнил свою вожатую из воронежской школы Валентину Николаевну, и ее слова:
«Пионер, ребята,- это человек, который борется за самое хорошее на земле. А хорошее – это правда, дружба, равенство всех людей. Нелегко бороться за наши идеалы. На земле появились страшные звери – фашисты…»
И я подумал: «Вот он сидит с тобой, этот фашист, ест твою рыбу! и хочет из тебя сделать такого же фашиста».
Ласковый Питер спросил:
– Я вижу, что ты начинаешь понимать меня?
– Да. Мне надо было убить вас в первый же день!
– Тогда была честная борьба, и ты был бы прав. Правда, я несколько погорячился. Пойми сам, потерять такой корабль, столько денег! Проклятый штурман! Он посадил на камни мой «Орион». Счастье этого негодяя, что он утонул, а не то перед тем, что его ожидало, зубы акулы показались бы ему щетками для массажа. Мне приходилось видеть, как за меньшую вину с таких молодцов, как У Син, сдирали кожу.
– Напрасно вы так на У Сина. Он был хороший человек!
– Ты в этом уверен?
– Да! Он не стал бы губить столько людей и такой корабль. Зачем это ему было делать?
– Ты не знаешь красных. Ах, я и забыл, ты ведь тоже такого же цвета. Мне передавали, что он шептался с тобой. Интересно, о чем это? – Он помолчал, насмешливо глядя на меня, затем, вздохнув, продолжал: – Мне давно было известно, что вы оба красные, но я щадил и его и тебя. И вот к чему привела моя доверчивость. Особенно тяжело мне, что я встречаю такую черную неблагодарность. И со стороны кого? Своего юнги! Которого я намеревался сделать человеком и любил, почти как сына, в душе, конечно. Не хмурься, мой мальчик, я прощаю тебя. А сейчас следует подумать и о ночлеге. Я думаю, что сегодня, после такого мирного ужина, мне не следует оставлять тебя одного. Советую прогуляться перед сном и принести мое одеяло, оно пригодится тебе ночью.
Я схватил острогу и стал перед палаткой.
– Уходите! – крикнул я.- Вы все врете! Я не верю вам. Уходите лучше!
Он поднялся, с опаской обошел меня. Остановился, недобро усмехаясь.
– Ты опаснее, чем я думал. Только помни, за меня ты поплатишься головой. Тебя, в лучшем случае, повесят, как пирата.
– Никто не узнает. Акулы спрячут вас в своем брюхе.
– Ты положительно делаешь успехи.- Он пошел, время от времени оглядываясь и чему-то усмехаясь.
И все-таки в тот день мне удалось добыть огонь Произошло это совершенно случайно, без каких-либо усилий с моей стороны.
Увидев, что капитан «Ориона» бродит возле канала в поисках орехов, я, крадучись, отправился на его территорию. Там я оставил очень красивую раковину – золотисто-желтую с черными пятнышками, я нашел ее в первый день на мелководье, и она должна лежать где-нибудь возле коралловой глыбы.
Раковину я так и не нашел – наверное, Ласковый Питер запустил ее в лагуну,- зато захватил несколько осколков стекла, чтобы отшлифовать древко остроги. Среди этих стеклышек было выпуклое донышко бутылки или баночки из очень чистого стекла. Вернувшись на свою половину острова, я стал скоблить древко остроги, радуясь, что дерево становится красивым и гладким. Донышком скоблить было неудобно, и я хотел было его разбить на несколько частей и, примеряясь, как бы это лучше сделать, неожиданно вспомнил о лупе – подарке отца лупа была немного больше, чем это донышко, но почти такой же формы.
«А что, если?..» – подумал я, повернув осколок к солнцу, на штанах появилось ослепительное пятнышко, скоро от него пошел дымок тлеющей ткани
Редко в своей жизни, полной случайностей, я чему-нибудь радовался больше, чем этой дырке на своих единственных штанах.
Недолго думая, я собрал ворох кокосового волокна, скорлупы – и костер запылал.
Я сидел у огня и пировал. У меня на «столе» была жареная рыба и кокосовый сок, по вкусу схожий с лимонадом.
Внезапно мой ужин нарушило появление Ласкового Питера. Он появился, еле переводя дух. Отдышавшись, сказал, не скрывая досады и зависти:
– Мне показалось, что приехали за нами!
– Никто не приезжал.
– Как же ты добыл огонь, неужели трением? Этого не мог сделать еще ни один европеец!
– Трением,- ответил я, прикладываясь к ореху и не спуская глаз с Питера.
– Удивительно, как это тебе удалось. Надеюсь, ты покажешь мне на досуге.- Он такими глазами смотрел на жареную макрель, что я протянул ему шашлык.
Наевшись и напившись, этот человек, не сказав ни слова благодарности, набрал полную скорлупу горячих углей и быстро зашагал восвояси. В этот вечер У него долго горел костер, он что-то жарил и ел, наверное, улиток или мидий. А я при свете костра осторожно обкалывал и обтачивал куском коралла острые кромки своей лупы, прикидывая, что буду делать завтра. Но долго ничего интересного придумать не мог, кроме рыбной ловли и приготовления пищи. Я стал жалеть, что мне попался такой крохотный островок, на котором за час с небольшим можно пересчитать все пальмы. Вот если бы остров был как остров, то тогда можно было бы отправиться в поход, заняться охотой… В лагуне плеснула рыба или кальмар. Я поежился, представив себе, какая жуткая темнота стоит сейчас там, какие страшные чудовища Поднялись из глубины, выплыли из расщелин и непроглядных зарослей.
Сколько в лагуне хранится удивительных тайн – и никто никогда не узнает о них, если не найдется исследователь. Если бы у меня была лодка! Но ведь можно сделать плот! С плота даже удобней заглядывать в глубину…
Остров, где ты?
Утром, выкупавшись и позавтракав, я пошел бродить по берегу в поисках материала для плота. Плот был необходим не только для моих наблюдений за жизнью в воде. С плота я мог с большими удобством охотиться на рыб, заглянуть в любой уголок лагуны или переплыть ее, не тратя сил на ходьбу по вязкому песку. Наконец, на плоту не надо было опасаться каждую минуту, что тебя ударят куском коралла по голове. Я принялся за дело: перетащил на берег лагуны обломок реи, на ней был кусок отличного линя, нашел полузасыпанный песком ствол пальмы, сухой и легкий. Это была не кокосовая пальма, а какая-то другая, принесенная издалека. Остров омывало течение, и оно доставляло сюда все, что попадало в него по дороге к атоллу.
